10 безумных лет. Почему в России не состоялись реформы

Любопытно, что Минфин считается одним из наиболее связанных с бизнесом ведомств, но я сталкивался с ведущими банкирами редко. Они и не пытались меня активно «обрабатывать». С ведущими промышленниками также особых контактов не было.

В 1993 году я был знаком и несколько раз сталкивался только с В.Гусинским, заместителем которого стал С.Зверев — помощник Явлинского в 1990 году, с М.Ходорковским и Л.Невзлиным (я с ними познакомился в 1990 году), К.Бендукидзе и некоторыми другими.

Однако я никогда ничего для них не делал, а они меня и не просили. В политике я тогда не участвовал, материально был достаточно независим (благодаря загранработе) и «подходы» ко мне отсутствовали, особенно если учесть резкость моей реакции на любые проявления ангажированности сотрудников.

Однажды первый заместитель министра финансов А.Вавилов привел ко мне двух крупных банкиров, мы с ними некоторое время дружески поболтали о прошлых и нынешних временах. На том и разошлись. Однако они ничего и не просили и не предлагали.

В другой раз, в связи с подписанием странного президентского указа по «АВВА» в обход меня, я поднял скандал, разыскивая виновного в визировании проекта в Минфине. Тогда ко мне напросился на встречу Б.Березовский и деликатно просил не нападать сильно на А.Вавилова. Но в декабре 1993 года мне уже было не до А.Вавилова[19].

Я твердо уверен, что в тот момент коррумпированность ведомств, и особенно Минфина, еще не представляла ту проблему, в которую это превратилось с 1994 года.

Я не исключаю, что в Министерстве финансов были отдельные злоупотребления. Я делал соответствующие запросы в ФСБ (оставшиеся без ответа), менял структуру Минфина, находил новых руководителей на стороне, требовал проведения конкурсов по размещению депозитов и даже предупреждал сотрудников, что запрещаю им контакты с коммерческими банкирами.

После моего ухода, насколько я понимаю, рухнули все преграды для коррупции. Я иногда не мог поверить, на какие мерзости шли высокопоставленные люди, чтобы угодить своим заказчикам. Почему никто из журналистов или прокуроров не заинтересуется новыми местами работы ведущих сотрудников некоторых правительственных ведомств или выездами членов правительства за рубеж «на отдых» или хотя бы стоимостью костюмов или часов иных «бедных» чиновников. Этот анализ мог бы дать весьма любопытные результаты.

Самое поразительное, что никто теперь почти и не стесняется массированного воровства, а органы правосудия, как обычно, скромно молчат. В крайнем случае, ловят мелких взяточников. На мои запросы в Генеральную прокуратуру никто никогда не отвечал. Странной мне кажется и нынешняя выборочная кампания борьбы с коррупцией, когда после публикаций так называемых деклараций чиновников у думающих людей возникает еще больше вопросов, чем ответов, а преследуют либо стрелочников, либо политических оппонентов.

Перед выборами в Госдуму 1995 года я встречался с одним очень известным банкиром по вопросу помощи нашему движению «Вперед, Россия!». Он был очень вежлив, но, смотря на меня своими ясными голубыми глазами, сказал: «Вас же нельзя контролировать. Вы не такой, как остальные политики». Действительно, зачем поддерживать людей, которые хотят искоренить воровство?

Для себя я сделал выводы — я никогда не приглашу к себе домой людей, которые, на мой взгляд, «продались». Даже если в недавнем прошлом у меня с ними были хорошие отношения. С другой стороны, с серьезным крупным бизнесом можно и нужно сотрудничать в интересах государства.

Б.Н.ЕЛЬЦИН И ЕГО ОКРУЖЕНИЕ

В отличие от иных реформаторов, я никогда не был близок к Б.Ельцину или к его окружению, так как по своему характеру был плохо приспособлен к придворным интригам. Ходить, «пробивать», уговаривать подписывать и согласовывать, целенаправленно «дружить» мне всегда было крайне трудно и противно.

Впервые я встретился с Б.Ельциным один на один еще в 1990 году, а в 1993 году таких контактов было, быть может, 5–6, что позволило мне лишь узнать его несколько больше, но не войти в особый круг приближенных. Я старался обращаться к нему только в случае крайней необходимости, и каждая встреча была психологически достаточно сложной.

Мне было довольно трудно разговаривать с ним, сохранялась большая дистанция. Тип мышления у нас, вероятно, разный. Вместе с тем он обладает удивительной проницательностью и нестандартностью логики. Впечатление, что он «схватывает» вопрос на лету, а это крайне важное качество для высшего руководителя.

Мне всегда казалось, что он скорее интуитивный политик, чем рациональный. Он чувствует проблемы, а не основывается на их длительном и детальном изучении. Он всегда проявлял себя лучше всего в момент опасности («путч» 1991 года — лучший пример). Если опасности нет — у него наступает период пассивности и даже бездеятельности, другими словами, он — прежде всего борец, трибун, хорошо чувствующий себя на публике и любящий управлять массами, но не тонкий администратор и не хозяйственник.