10 days

Чувствую, как слезы заполнили уголки моих глаз из-за истории с котом. Понимаю, что в поездке с животным тяжело, но ситуация все равно грустная. Вытираю мокрые дорожки со щек, осознаю, что всего лишь один день, завтра. С одной стороны, грустно, но с другой — теплится надежда на скорую встречу. Решаю прочитать завтра сразу, как проснусь, чтобы днем уже мог как-то связаться с ней.

Глаза слипаются, поэтому снимаю очки, кладу их на пол рядом с кроватью, дневник прижимаю к груди, накрываюсь одеялом и сладко засыпаю, окруженный свежестью поздней осени.

Десятый день.

Просыпаюсь от солнечных лучей, озаряющих комнату. Она кажется совсем другой: светлой и полной жизни. Внутри бурлит радость и мягкое волнение, потягиваюсь, напрягая и расслабляя мышцы, блокнот лежит рядом, но я решаю сначала приготовить чай, а потом уже читать. Бодро хватаю очки, одеваюсь и чуть ли не вприпрыжку бегу на кухню. Мама сидит за столом, кушает овсянку, она уже накрасилась, значит, скоро уйдет на работу.

— Рано вскочил, все-таки в школу идешь? — говорит она с мягкой улыбкой, и вся точно светится от солнечных лучей.

— Просто выспался, — завариваю чай и сажусь рядышком, — настроение хорошее.

— Конечно, вон какое солнце сегодня, — она указывает на окно, а я щурюсь и отхлебываю горячий напиток.

— Мам, — произношу и замолкаю. Она поворачивается и внимательно вглядывается в мое лицо. Я выдыхаю и неловко выпаливаю, — я тебя люблю.

Она тут же обнимает меня, стискивает, а потом гладит по голове.

— И я тебя люблю, сыночка, — улыбается так, как когда был жив папа, и все было хорошо.

Она моет кружку, ставит мне овсянку под нос и направляется к выходу.

— Хорошего дня, мамуль, — кричу вдогонку, но хлопок двери говорит о том, что она уже ушла и не услышала. Не печалюсь, ведь теперь все налаживается, а значит, я еще не раз смогу ей это сказать. И то, что люблю ее, и пожелания хорошего дня, да и вообще кучу всего, что хотел, но так и не решался.

Чай приношу с собой, ставлю на стол, а сам сажусь на кровать и беру блокнот. Перечитываю каждый день сначала. Замечаю, что к пятому дню ее настроение стало лучше, что у нее появилась цель в жизни, параллельно гадаю, куда она решила уехать, потом задумываюсь, что за тени она видела, перечитываю про шепот, и внезапно мое дыхание застревает в горле. Опасная мысль закрадывается в сознание, маячит, а я упорно ее игнорирую, но все равно подозрение только усиливается. У нее появились галлюцинации, ведь никаких сущностей не существует, призраки — это все выдумка. Ей нужно было уже на пятый день идти к психологу или психиатру. Она должна была лечиться.

Тру лоб, зачесываю пальцами волосы назад и подергиваю ногой. Тревога заполняет грудь и тянет щупальца в живот, больно надавливая на пупок. Дышу чаще, чем нужно, но читаю дальше. Она отдала кота в приют, отдала все деньги, хотя для переезда они бы ей понадобились, постоянно твердила про свободу и матрицу, писала, что разрушит иллюзию. Живот начинает крутить, а сердце несколько раз прокалывает.

— Нет, — вырывается сдавленный шепот из легких, и я роняю блокнот из ослабевших рук.

Вытираю вспотевшие ладони о штаны, трясущимися пальцами поднимаю дневник обратно и открываю на десятом дне. Сам дрожу и сначала не могу разглядеть слова. Чуть успокаиваюсь, дышу глубоко, убеждая себя, что мог ошибаться. Кусаю губы как бешеный, жмурюсь, несколько раз поправляю очки, которые постоянно сползают. В ушах шумит гулкое сердцебиение, но я фокусирую взгляд и читаю.