10 минут 38 секунд в этом странном мире

– Да, но в подобных случаях – кому какое дело?

– Послушай, не мы придумали эти правила. Мы просто должны им следовать. Не пытайся установить новые порядки в старой деревне. В этой больнице и без того немало проблем.

Старик понимающе шевельнул головой:

– Хорошо, я понимаю. Я позвоню на кладбище. Чтобы убедиться, что там есть место.

– Да, правильно, проверь. – Патологоанатом вынул из папки стопку бумаг, взял ручку и постучал ею по щеке. Затем проштамповал и подписал каждую страницу. – Скажи, что пришлешь тело вечером.

Впрочем, это было пустой формальностью. Оба знали, что на других городских кладбищах места могут быть заняты на годы вперед, зато на Кимсэсизлер-Мезарлыи, самом одиноком кладбище в Стамбуле, всегда найдется свободный участок.

Пятеро

Во дворе больницы на деревянной скамейке, прижавшись друг к другу, сидели пять фигур. На камни мостовой они отбрасывали длинные тени, контрастировавшие по формам и размерам. Они прибыли сюда сразу после полудня, один за другим, и ждали уже много часов. Сейчас солнце постепенно клонилось к закату, и его свет наискосок струился между каштанами. Раз в несколько минут кто-то из них вставал и устало тащился к зданию, чтобы поговорить с управляющим, врачом или медсестрой – с тем, кого удавалось поймать. Но толку от этого не было никакого. Как бы они ни настаивали, им не удавалось получить разрешение увидеть тело подруги, не говоря уже о том, чтобы захоронить его.

Но уйти они все равно отказывались. Они продолжали ждать – лица их усохли от горя, словно выдержанная древесина. Другие люди во дворе – посетители и работники – бросали озадаченные взгляды в их сторону и перешептывались друг с другом. Девочка-подросток, сидевшая возле мамы, наблюдала за каждым их движением, но в любопытстве сквозило презрение. Пожилая женщина в платке окинула их хмурым брезгливым взглядом, которым всегда одаривала всяких чудаков и посторонних. Друзья Лейлы были здесь чужими, впрочем вряд ли где-то их сочли бы своими.

Стоило лишь вечерней молитве огласить окрестности ближайшей мечети, какая-то женщина с аккуратной короткой стрижкой и до странности прямой походкой быстро вышла из здания и направилась прямо к ним. На ней была прикрывавшая колени юбка-карандаш цвета хаки и пиджак в тонкую полоску такого же цвета, на нем красовалась большая брошь в виде орхидеи. Она была директором отдела медицинского обслуживания пациентов.

– Вам нет смысла оставаться здесь, – сказала женщина, не глядя никому в глаза. – Ваша подруга… Врач осмотрел тело и написал официальное заключение. Вы можете запросить его копию, если хотите. Она будет готова примерно через неделю. Но сейчас вам необходимо уйти, прошу вас. Вы всем создаете неудобства.

– Не утруждайтесь напрасно. Мы никуда не уйдем, – сказала Ностальгия Налан; она продолжала сидеть, словно настаивая на своей правоте, тогда как остальные, завидев женщину, встали.

Глаза у Налан были тепло-карими, миндалевидными, но обычно смотревшие на нее люди замечали не это. Они видели длинные наманикюренные ногти, широкие плечи, кожаные брюки, силиконовые груди. Они видели бесстыдную транссексуалку, которая пялилась на них. Это же видела и служащая больницы.

– Прошу прощения? – раздраженно отозвалась она.

Налан бережно открыла свою сумочку, вынула сигарету из серебряного портсигара, но не стала прикуривать, несмотря на большое желание это сделать.

– Я говорю, что мы никуда не уйдем, пока не увидим свою Лейлу. Если понадобится, мы разобьем здесь лагерь.

Брови женщины поплыли вверх.

– Полагаю, вы меня недослышали, так что я попытаюсь выразиться яснее: ждать нет необходимости. Вы ничем не поможете своей подруге. Вы не родственники.

– Мы ей ближе, чем родственники, – дрожащим голосом возразил Саботаж Синан.

Налан с усилием сглотнула. В ее горле застрял комок, с которым она ничего не могла поделать. С тех пор как она узнала об убийстве Лейлы, Налан не проронила ни слезинки. Что-то мешало ее боли – ярость, делающая жестче каждый ее жест, каждое слово.

– Послушайте, это не касается моей организации, – заметила директор. – Дело в том, что вашу подругу отвезли на кладбище. Вероятно, ее уже захоронили.

– Что… Что вы сейчас сказали? – Налан медленно поднялась на ноги, словно только что очнулась от сна. – Почему нас не предупредили?

– По закону у вас нет права…

– По закону? А по-человечески? Если бы мы знали, мы бы поехали с ней. И куда же вы отвезли ее, идиоты несчастные?!

Директор поморщилась, ее глаза на секунду расширились.

– Во-первых, вы не имеете права разговаривать со мной в таком тоне. А во-вторых, я не уполномочена сообщать…

– Тогда пойдите приведите того, кто уполномочен, черт возьми!

– Со мной не следует разговаривать в таком тоне! – возмутилась директор, и ее подбородок задрожал. – Боюсь, мне придется попросить охрану вывести вас за пределы территории больницы.

– Боюсь, мне придется треснуть вас по физиономии, – отозвалась Налан, но друзья схватили ее за руки и оттащили в сторону.

– Мы должны сохранять спокойствие, – прошептала Джамиля, впрочем было неясно, услышала ли Налан это предупреждение.