10 вождей. От Ленина до Путина

Комиссия ломала голову, как еще увековечить память вождя. Сталин очень хотел (об этом он осторожно говорил в день своего семидесятилетия в 1949 году), чтобы после его смерти был учрежден орден Сталина. Из девяти эскизов, подготовленных мастерами-художниками Н.Н. Москалевым, А.И. Кузнецовым, И.И. Дубасовым, он сам выбрал один: похожий на орден Ленина, только силуэт человека с усами. Но никто теперь в комиссии даже не вспомнил о пожелании вождя. Хотя выбранный Сталиным эскиз ордена давно ждал своего воплощения. Такова участь вождей: льстивая суета при жизни диктатора и забота царедворцев только о себе после смерти «бессмертного». Все думали о себе и неясном грядущем. Для каждого.

В течение семи часов 6 марта проходило патологоанатомическое исследование тела. Проводили его все высшие светила медицинской науки СССР. Девять человек, и все с русскими фамилиями. Но это уже по инерции. Еще никто не знает, что «дело врачей» вместе со смертью Сталина тоже умрет. Несчастные профессора скоро будут выпущены на свободу. Однако целых одиннадцать страниц Акта медицинского заключения уже никого не интересовали. Для народа эту бумагу написали попроще и покороче: на страницу с четвертью.

Гигантская страна погрузилась в траур. Он был неподдельным. Рабочие были в печали в силу своей традиционной «пролетарской сознательности», крестьяне – в силу крепостной зависимости, интеллигенция – в результате своей выморочности, военные – памятуя о дорогих (во всех смыслах) победах… Не печалились лишь миллионы жителей ГУЛАГа – у них сразу же вспыхнула искра надежды на амнистию. Политические заключенные почему-то особенно надеялись на амнистию. И напрасно. Пока никто не хотел выпускать «врагов народа» на свободу. А жители ГУЛАГа ждали… Вскоре в некоторых лагерях вспыхнули бунты.

Уже много позже после похорон государственный советник юстиции Р. Руденко доложит Маленкову: «В Речном (особом) лагере, где содержатся особые государственные преступники, возникли массовые беспорядки, заключенные отказались выходить на работу. Оказывают активное сопротивление администрации лагеря. 1 августа группа заключенных в количестве 500 человек пыталась прорваться в зону лагеря. Требовали пересмотра дел и амнистии после смерти Сталина. Было применено оружие. Убито 42 и ранено 138 заключенных…» Действия властей были решительными, сталинскими. В архипелаге ГУЛАГ восстановили «спокойствие».

Руденко в записке напоминает об основных параметрах Особых лагерей: полный запрет свиданий с родственниками; разрешается писать в год лишь два письма и только родным; одежда с обязательными номерами на спине; бараки с камерной планировкой; работы только физически тяжелые по 10 часов в день; все лагеря в сложных климатических условиях; зачетов за хорошую работу не положено; после отбытия срока пожизненная ссылка… Выжить здесь было невозможно.

На бумаге резолюция: «Доложено. В архив». Верхушка продолжала мыслить по-сталински. Время свободы для несчастных еще не пришло.

В стране объявили траур сразу на четыре дня. Предусмотрели и артиллерийский салют в 12 часов дня 9 марта, не забыли и о том, что нужно на пять минут в этот же час остановить работу всех предприятий, учреждений и транспорта, как и дать трехминутные гудки… То было данью греховному величию диктатора.

Сталинские похороны были пышными и… смертельными. Диктатор не хотел уходить (даже в мавзолей) без обрамления ритуала десятками жертв любви к нему. На центральной трибуне мавзолея рядом со сталинскими соратниками стояли Чжоу Эньлай, Б. Берут, К. Готвальд, В. Ульбрихт, 0. Гротеволь, В. Червенков, Г. Георгиу-Деж, П. Гроза, М. Ракоши, П. Тольятти, Ж. Дюкло, П. Ненни, Пак Ден Ай, Кекконен, Завадский, Цеденбал… Международные руководители помельче стояли на крыльях мавзолея.

Состав Президиума сократился после смерти вождя сразу более чем вдвое; сталинские выдвиженцы на XIX съезде, вроде Д.И. Чеснокова, П.Ф. Юдина, П.К. Пономаренко и других, мелькнули на политическом небосклоне и исчезли. Сталинской гвардии они были ни к чему. Даже Л.И. Брежнев не удержался, но его звезда еще взойдет. Через десятилетие.

На траурном митинге солировала четверка: Хрущев, Маленков, Берия и Молотов. Все клялись в верности «делу Сталина». Еще никто не знал, что мужиковатый Хрущев через три года подложит самую крупную свинью сталинизму. Только тогда, после XX съезда партии, страна начнет медленно оттаивать от ледяного холода русского марксизма. Начнется медленное, с долгими паузами освобождение от сталинизма.