10 вождей. От Ленина до Путина

Однако заведомая неправда, приведенная из статьи Черненко, лишь крохотная капля из океана лжи, на которой базируется ленинизм. Генсек даже не задумывается, что его огромная власть абсолютно нелегитимна, беззаконна, что, утверждая заведомую неправду о «социалистической демократии, как высшем типе», о «рабочем, подлинном хозяине социалистического предприятия», о том, что «марксизм-ленинизм – единственно верное учение» и другие подобные постулаты, он тем самым укреплял духовный тоталитаризм. Черненко, который всю жизнь «просидел на идеологии», не смел, не мог и не хотел даже подумать, что он, как и многие из нас, был жрецом Лжи, являющейся универсальным Злом.

Самое парадоксальное в феномене социалистического общества заключается в том, что, даже будучи честными субъективно, многие, очень многие люди становятся пленниками, жертвами ложной системы. Все мы, по крайней мере абсолютное большинство, десятилетиями верили в «исторические преимущества социализма», спасительную роль диктатуры пролетариата, в «полное отсутствие прав и свобод у трудящихся капиталистических стран», неизбежность гибели капитализма и «торжество коммунистических идеалов» на всей планете.

Мораль, в основе которой лежат только коллективные интересы, превращает личность в статистическую единицу, нечто подсобное и второстепенное. Правдой, истиной считалось то, что согласовывалось с марксистско-ленинскими постулатами, партийными решениями, классовыми интересами.

Вторгаясь в Венгрию, Чехословакию, Афганистан, мы тут же объявляли, что исполняли «интернациональный долг»; утверждая о преимуществах плановой системы хозяйства, десятилетиями закупали зерно у тех, кто не имел этих «преимуществ»; имея в архивах политбюро секретные протоколы к пакту Молотова-Риббентропа, зная истинную картину уничтожения тысяч поляков, говорили, что этих документов не существует…

Знал ли об этих особенностях марксистско-ленинской идеологии новый (но старый по возрасту) генсек? Едва ли.

Мы все выросли со смещенными понятиями, как люди идеологической веры. Интересно писал об этом польский мыслитель Лешек Колаковский в статье «Тоталитаризм и ложь». В тоталитарном обществе, утверждает философ, ложь исполняет особую функцию. Для людей «спускают сверху версии, которые, конечно, могут быть отменены на следующий же день. Нет никакого надежного критерия правды, кроме того, что объявляется правдой в каждый данный момент. Так ложь и на самом деле становится правдой, или, по крайней мере, исчезает различие между правдой и ложью в обычном смысле этих слов. Это великий триумф социализма в сфере познания: поскольку ему удастся упразднить самое понятие правды, его нельзя уже обвинить во лжи»{919}.

Когда в 1955 году началась реабилитация осужденных, руководство страны, страшась последствий – в обществе могут узнать, как много было расстреляно людей, – решило поступить так. КГБ совместно с прокуратурой издали Указания для лагерей (№ 108сс): лица, расстрелянные по решению внесудебных органов, должны фигурировать в сообщениях родственникам как умершие. Дату смерти в этом случае указывать в пределах 10 лет с момента ареста, а причины смерти указывать вымышленные…

Это лишь один пример из бесчисленных в тоталитарном обществе, когда ложь официально выдавалась за правду.

Почему я все это говорю в очерке о К.У. Черненко? Неужели он больше других способствовал «триумфам» Лжи? Разве ложь не использовалась раньше?

Конечно, использовалась. Конечно, сознанием людей манипулировали. Конечно, ложь очень часто выдавалась за правду. Однако я утверждаю, что к моменту короткого правления Черненко кризис общества достиг той фазы, когда ложью уже нельзя было залатать прорехи в экономике, образе и уровне жизни, реальных правах человека. Мифы, на которых покоились многие ленинские постулаты, начали рушиться. Люди устали от лжи, обещаний светлого будущего то в этой, то в следующей, то в более дальней пятилетке. Если в Андропове увидели человека, который хотя бы попытался что-то сделать, то с Черненко даже не связывали никаких надежд. Многие понимали, что наступила полоса тусклого безвременья; в обществе стали расти апатия, пассивность, неверие, разочарование в том, чему верили долгие годы.

Черненко в иные дни поручал помощникам связать его по телефону с одним секретарем ЦК республики, затем – с другим, а потом с несколькими обкомами по очереди. Перед ним лежали заготовленные вопросы:

«1. Как идет выполнение решений последнего пленума ЦК?

2. Как посевная? По плану все идет?

3. У вас серьезное отставание со сдачей мяса. Что думаете делать?»