10 вождей. От Ленина до Путина

Сталинизм, делавший ставку на революционное историческое опережение естественного хода вещей, привел страну в конечном счете к реальному историческому отставанию.

Но вера, как интеллектуальное чувство, в результате тотальной демагогии, подспудного страха, давления, родившейся политической псевдокультуры превратилась в иррациональное качество миллионов людей. Они верили партии. Верили ленинизму. Верили Сталину… И он знал об этом. Широко и цинично этим пользовался, еще больше укрепляя эту веру.

…Большой театр 11 декабря 1937 года. Здесь состоялась встреча Сталина с его избирателями. Зал и все ярусы великого храма искусства переполнены. Никто тогда не знал, что каждый десятый «избиратель» на встрече сотрудник (тайный или явный) ведомства Ежова. Приведу несколько фрагментов из ткани того события, описанного большевистской печатью.

«…Появление на трибуне товарища Сталина встречается избирателями бурей оваций, которая длится в течение нескольких минут. Весь зал Большого театра стоя приветствует товарища Сталина…» Возгласы уже традиционные. Послушав вдоволь проявления идолопоклонства, Сталин переходит к умелому «массажу» сознания сидящих перед ним людей.

«…Товарищи, признаться, я не имел намерения выступать. Но наш уважаемый Никита Сергеевич (Хрущев. – Д.В.), можно сказать, силком притащил меня сюда, на собрание: скажи, говорит, хорошую речь…

Конечно, можно было бы сказать эдакую легкую речь обо всем и ни о чем (легкий смех)… Говорят, что мастера по таким речам имеются не только там, в капиталистических странах, но и у нас, в советской стране (смех, аплодисменты)… И все же, коль скоро я вышел на трибуну, конечно, приходится так или иначе сказать хотя бы кое-что (шумные аплодисменты)…»

Степень доверия к этому невысокому, с рябоватым лицом и отдающими желтизной зрачками человеку столь велика, что одно игривое его желание создать атмосферу благожелательности и преклонения перед вождем тут же встречает горячий и искренний ответный отклик у людей.

«…Меня выставили кандидатом в депутаты, и избирательная комиссия Сталинского округа советской столицы зарегистрировала меня как кандидата в депутаты… Что же, у нас, у большевиков, не принято отказываться от ответственности. Я ее принимаю с охотой (бурные, продолжительные аплодисменты). Со своей стороны я хотел бы заверить вас, товарищи, что вы можете смело положиться на товарища Сталина (бурная, долго не смолкающая овация…)».

Почти половину времени, что выступал Сталин, зал сотрясали аплодисменты, овации. Люди общались с земным богом. Любимец «масс» говорил банальные большевистские вещи, но их и хотели услышать избиратели. Никто и не замечал «шероховатости» речи вождя: «выставили кандидатом», ответственность «принимаю с охотой». Перед ними стоял «великий вождь» в своей простоте, доступности, ясности. Элементарное, примитивное сознание принимало все, что говорил генсек, без малейших сомнений, на веру. Безоговорочную веру. Люди, сидящие в зале, уже стали одномерными.

«…Никогда в мире еще не бывало таких действительно свободных и действительно демократических выборов, никогда! История не знает другого такого примера (аплодисменты)… наши выборы являются единственными действительно свободными и действительно демократическими во всем мире (шумные аплодисменты)»{313}.

Менее чем за неделю до своей «исторической» речи он прочтет одно из бесчисленных донесений НКВД, на этот раз от заместителя наркома внутренних дел Фриновского о подозрениях в троцкистских взглядах председателя Калмыцкого ЦИК Хомутинникова, тоже кандидата в депутаты Верховного Совета СССР. Своим страшным карандашом наискось доклада легли сталинские строки:

«Т. Фриновскому. Если Хомутинников является кандидатом в Верховный Совет, его не стоит сейчас арестовывать (с ним можно расправиться после выборов). Если же не кандидат – арестовать через две недели. 6.12.37»{314}. Впрочем, подручный палача Фриновский скоро будет и сам расстрелян.

Вождь, держащий речь в округе, носящем его имя, прекрасно знает, что все кандидаты в депутаты назначены сверху по должностям; список будущих «слуг народа» предварительно утвержден им самим. Но нужен политический спектакль, чтобы до конца убедить людей, что «в мире еще не бывало таких действительно свободных и действительно демократических выборов. Никогда!». Выборы без абсолютно какого-либо выбора будут восприниматься оболваненными за два десятилетия людьми как действительно «самые демократические».

Вера без истины действительно становилась иррациональной. Люди становились ее пленниками, превращались в бесформенную «массу».

Несостоявшийся священник, не проработавший в обычном смысле слова до октябрьского переворота ни одного дня в своей жизни, но поверивший Ленину и обладавший дьявольской хитростью и коварством, этот человек управлял великой страной.