10 вождей. От Ленина до Путина

В конце сентября 1914 года в российской газете «Русское слово» было опубликовано воззвание «От писателей, художников и артистов», осудивших развязывание кайзеровской Германией войны против России. Подписали его многие звезды российской культуры первой величины: А. Васнецов, К. Коровин, С. Меркуров, А. Серафимович, П. Струве, Ф. Шаляпин, М. Горький и другие очень известные люди. Легата опубликовал открытое письмо к «Автору «Песни о Соколе» (A.M. Горькому), в котором осуждает его за «шовинистически-поповский протест». Походя замечает: «Пусть Шаляпина нельзя судить строго… Он чужой делу пролетариата: сегодня – друг рабочих, завтра – черносотенец…»{54} Для Ленина все люди уже поделены строго: кто занимает классовую позицию (ленинскую), тот союзник, а кто «шовинистическо-поповскую» – непримиримый враг. Даже в работе, которую почти все советские люди должны были изучать как глубоко «патриотический труд», «О национальной гордости великороссов», Ленин утверждал: «…нельзя великороссам «защищать отечество» иначе, как желая поражения во всякой войне царизму, как наименьшего зла для ⁹/₁₀

Великороссии…»{55}.

Идею пацифизма, идею «паралича войны» Ленин жестоко высмеивал. Эти лозунги вождь называл «одной из форм одурачения рабочего класса», а саму мысль «демократического мира» без революций считал «глубоко ошибочной»{56}.

Характерно, что, призывая к «решительным действиям» против милитаристов, за «разворачивание классовой борьбы в армии», Ленин и не думал показать «пример» в этом отношении. Во время Циммервальдской конференции социалистов (сентябрь 1915 г.) лидер большевиков шумно настаивал, чтобы делегаты вернулись к себе в страны и лично организовывали забастовочное движение против своих воюющих режимов. Немецкий социал-демократ Г. Ледебур заметил, обращаясь к лидеру большевиков:

– Но меня за это просто отдадут под полевой суд…

Ленин, однако, настаивал на своем. Тогда делегат-немец вкрадчиво спросил Ульянова:

– Вы тоже поедете в Россию, чтобы организовывать стачки против войны? Или останетесь в Швейцарии?

Ленин не удостоил ответом столь «провокационный» вопрос{57}. В Россию он не собирался даже в самом начале 1917 года… Впрочем, депутаты IV Государственной Думы – большевики А.Е. Бадаев, М.К. Муранов, Г.И. Петровский, Ф.Н. Самойлов, Н.Р. Шагов и еще несколько социал-демократов были осуждены в феврале 1915 года Особым присутствием Петроградской судебной палаты за то, что при обыске у них обнаружили манифест ЦК РСДРП, написанный Лениным, «Война и российская социал-демократия». Призыв лидера большевиков, мы знаем, звучал так: поражение собственного отечества в войне и превращение империалистической войны в гражданскую. Все пять депутатов-большевиков были отправлены в вечную ссылку в Туруханский край. Автор призыва продолжал наслаждаться безмятежной жизнью в Швейцарии.

Выступая 28 сентября 1914 года во время доклада Г.В. Плеханова «Об отношении социалистов к войне», Ленин откровенно посоветовал министрам-социалистам: «Уйти в нейтральную страну и оттуда сказать правду…»{58} Свою революционную методологию – смело критиковать царизм, самодержавие, шовинизм из абсолютно «безопасного далека» – он считал совершенно правильной и нравственной.

Ленин был человеком сильной воли, но никогда не отличался личным мужеством: его никто не видел ни на баррикадах, ни на фронтах, ни перед лицом разъяренной толпы, ни в осажденном городе. Вождь всегда исключал риск для себя. Во время сходки в Петербурге в 1906 году кто-то из рабочих крикнул:

– Казаки!

Все бросились врассыпную. Ленин бежал неловко, упал в канаву, потерял котелок… Хотя тревога, как выяснилось позже, оказалась ложной{59}.

Ленин жил за рубежом не потому, что его преследовали власти, он боялся самой возможности такого преследования. Его никто не искал и не шел по пятам. Постепенно, на протяжении многих лет у лидера большевиков выработался весьма своеобразный стереотип отношения к России, ее строю, институтам, людям: он мог легко оскорбить, обругать, унизить любого (даже российского императора), сам абсолютно ничем не рискуя. Ленин, по его словам, писал о революционных выступлениях в России с «трепетом восторга», не останавливаясь перед самыми дикими, категорическими суждениями. Еще в 1905 году (!) он мог написать: «Мы дадим приказ отрядам нашей армии (!) арестовывать спаивающих и подкупающих темный народ героев черной сотни…» и отдать их «на открытый, всенародный революционный суд». Точнее, самосуд?! Уже весной 1906 года, полагал Ленин, «не останется и следа от учреждений царской власти». Вождь любил определенность: «Кто не революционер, тот черносотенец»{60}.

Эти фрагменты «революционного» бреда писались в конце 1905 года, когда уже было ясно, что царский манифест в октябре сбил социальную горячку в обществе, дал уникальную возможность стране пойти по пути конституционной монархии. Но Ленин тут же выступил с призывом «добить тиранов»{61}, пресекая даже саму возможность социального компромисса. Ведь более определенно не скажешь: