100 дней в кровавом аду. Будапешт — «дунайский Сталинград»?

В непосредственной близости от Сенной площади и аллеи Олас расположились части 180-й гвардейской стрелковой дивизии. Именно они должны были принять на себя первый удар. Их поддерживало несколько танковых групп (в каждой группе находилось от 5 до 15 Т-34), которые заняли позиции вдоль улицы Бимбо и у здания (нового) больницы Святого Яноша. Чтобы облегчить советским войскам оборонительную операцию, было снесено несколько домов на площади Селля Кальмана и по улицам Ретек и Филлер. Подобная расчистка пространства в срочном порядке проводилась 9 и 10 февраля. В домах, которые были расположены за советскими позициями, не менее срочно были заделаны все окна и дверные проемы. Именно в это самое время Пфеффер-Вильденбрух, теряя драгоценные часы, раздумывал, идти ему на прорыв или нет. Чуть дальше в районе Даувага расположился советский танковый батальон, который в случае прорыва должен был закрыть путь к шоссе, которое связывало Тиннье и Пербаль.

Некоторые историки утверждают, что перебежчики сообщили все-таки советской контрразведке о готовящемся прорыве. Но маловероятно, что советское командование могло досконально знать о планах немецкого командования окруженной группировки. Кроме того, ни в одном источнике не упоминается ни имен, ни должностей этих перебежчиков, равно как и сам факт их существования. Эта догадка строится только на косвенных фактах и сведениях. Дело в том, что 10 февраля батальоны венгерских добровольцев, перешедших в свое время на сторону Красной Армии, были перекинуты в леса к востоку от Будакеси и район Варошмайора. Но данная передислокация произошла за несколько часов до того, как Пфеффер-Вильденбрух собрал военный совет. Советское командование не было уж настолько неопытным, чтобы не высчитать направление предполагаемого прорыва. Сами же действия советских войск говорили отнюдь не в пользу плана, утвержденного на военном совете у Пфеффера-Вильденбруха, — он был слишком предсказуемый. Никто из высокопоставленных советских офицеров, в том числе и сам Толбухин, ни минуты не сомневались, что немцы выберут самый короткий путь, шедший через леса. В пользу этого шага говорило то обстоятельство, что в лесу немцы смогли бы реализовать свое численное преимущество, легкое вооружение. К тому же здесь они не смогли бы столкнуться с советскими танками, которые могли действовать только на открытой местности.

Для непосредственной подготовки прорыва у немецко-венгерской группировки имелось весьма немного сил. На Сенной горе атаку должны были начать боевые группы, которыми командовали ротмистр Галлер, полковник Кюндигер, полковник Феришвари. Чтобы облегчить им задачу, за два часа до начала атаки за «линию фронта» было переправлено несколько групп немецких солдат, переодетых в штатское. Они должны были укрыться в домах, а после начала прорыва ударить в тыл советским частям, которые находились на передовой. Этот прием немцы позаимствовали у русских. В частности, именно так советскими войсками было захвачено здание южного вокзала.

При этом в составе 1-го венгерского армейского корпуса была создана специальная группа, солдаты которой были также облачены в гражданскую одежду. Не исключено, что она тоже принимала участие в подготовке прорыва. Кроме этого, существовала версия, что часть немецких групп начала атаку, будучи одетой в советскую униформу. Есть упоминания о том, что они должны были замаскироваться под советский конвой, который вел немецких пленников. Их задачей было уничтожение советских войск в районе площади Селля Кальмана. Впрочем, Пфеффер-Вильденбрух и другие офицеры, которые смогли выжить в те дни, позже не могли вспомнить никаких подробностей. Они лишь утверждали, что советские позиции должна была смести «Боевая группа Кюндигера». В советской и российской литературе также устоялось мнение, что прорыв начала именно эта группа.

Чтобы доказать «тезис о предательстве», некоторые немецкие историки прибегали к повторению достаточно стереотипных суждений: «В точности до секунды в 19 часов 30 минут русские открыли ураганный огонь по замку и его окрестностям. В то же самое время человеческая масса устремилась прочь от замка». Этот достаточно невнятный отрывок из чьих-то личных воспоминаний многократно приводится в немецкой литературе только с одной целью — доказать, что советскому командованию были известны даже мельчайшие детали плана прорыва.