100 магнитоальбомов советского рока

«Наша сила была в сплоченности и коллективизме, — вспоминает гитарист Александр Пономарев. — Мы были на взводе и очень легко взрывались. Но при этом каждый знал, что именно требуется от него для общего дела».

Вершиной коллективного творчества «Восточного синдрома» стала композиция «Кельт» — один из сильнейших номеров за всю историю отечественной рок-психоделики. Битюков придумал запоминающийся гитарный рифф — словно звуки траурного марша, под который хоронят живых. Пономарев и остальные музыканты превратили этот гипнотический рисунок в подлинную атаку на подсознание, извлекая из инструментов какой-то бесконечный крик и ритуальные заклинания.

Изначально в «Кельте» звучал текст Битюкова — некое подобие индийской мантры, ритмически обыгранной при помощи бубенцов и биения палкой о ноги. В канонической версии песни все-таки оказался текст Неустроева, который, обнаружив на прилавке магазина первую официально изданную пластинку «Аквариума», в эйфории воскликнул: «Я — кельт!» Этот возглас и лег в основу новой сюжетной линии.

«Об «Аквариуме» я узнал в 1987 году, когда прочел статью в журнале «Театр» и увидел в одной из телепередач их видеоклип на песню «Двигаться дальше», — вспоминает Неустроев. — И я их сразу же полюбил».

Эстетика «Аквариума» оказалась мощнейшим противодействием неявным установкам Неустроева на саморазрушение. В сознании Андрея произошел определенный перелом, и теперь он воспевал не темные стороны жизни, а чествовал «мир, про который шепчут свободные льдины». Написанный им рок-н-ролл «Бобин Робин» оказался замаскированным обращением к Гребенщикову («раздраженные веки, неприкрытая проседь»), а упоминание журнала «Театр» давало смутный намек на то, о ком именно идет речь.

Сердца местной публики также были покорены композицией «Кукла», фраза из которой — «перевязанный скотчем» — была очень модной на Колыме в том сезоне.

«“Кукла” писалась на совершенно жутких ломах, — вспоминает Битюков. — Всю ночь я читал ирландскую поэзию, а под утро, отложив в сторону книгу, часа за полтора написал музыку и слова».

Тексты Битюкова погружали слушателя в состояние болезненной тишины и безвременья. Это действительно был отгороженный мир — планета, заселенная летающими собаками, говорящими рыбами и белыми свиньями, которые мечтали о том, как их заколют, потом побреют и подадут к столу. Классическое кэрролловское зазеркалье, «где вода смыкается с ярко-синим небом», настороженное самопогружение — с перерастающим в безумие неистовством.

Песни «Синдрома» все заметнее становились естественным продолжением образа жизни всей группы. Природа их поступков лежала в мрачноватом историческом прошлом родного Магадана — золотые прииски, колонии, зоны, тайга. Музыканты все чаще начинали доверяться стимуляторам, все чаще позволяли иррациональному брать верх над прагматичной созидательностью будней. Они динамили собственные выступления, отдавая предпочтение дурманящим травам чуйских степей. Их нервные прозрения, поиски путей к истине и к собственному богу часто приводили к необъяснимым вещам. Мистика. Очень много мистики вокруг. Они никогда не представляли, что может случиться с ними в следующую минуту.

...После того как в начале 1987 года Битюков очутился в больнице с расплывчатым диагнозом «нервный срыв», на роль лидера выдвигается Неустроев. К моменту «освобождения» Битюкова «Восточный синдром» представлял собой гремучую смесь противоречий, которые в итоге и явились фундаментом для постройки уникального здания «Студии-13».

Разногласия внутри «Синдрома» становились все сильней, причем источниками вкусовых баталий стали Неустроев и Битюков.

«Неустроев очень агрессивно вносил идеи, и я не всегда понимал, что он делает, — вспоминает Битюков. — Андрей писал песни, мелодии которых были похожи на все сразу. А слова были такие, что, видимо, он сам не мог понять, что именно сделал. Мы непрерывно ругались, и я постоянно искал компромиссы, чтобы спасти группу».

Действительно, в тот период у Неустроева песни рождались одна за другой — что называется, от бога. Андрей мог спонтанно заполнять целые тетрадки стихами, а когда приходил в нормальное состояние, рвал их или сжигал. И начинал писать новые.

...«Восточный синдром» впервые выступил на сцене в марте 1987 года на концерте, состоявшемся в рамках I магаданского рок-фестиваля. Казалось, ничто не предвещало тогда сенсации: непривычная для слуха медитативная психоделика, узорная вязь гитар, перемещавшаяся в пространстве перпендикулярно мелодии саксофона. Неустроев в роли фронтмена завораживал и гипнотизировал. Излучая сумасшедшую энергетику, он по-кошачьи передвигался по сцене, периодически отбивая сильные доли по бонгам, стоявшим рядом с вокальным микрофоном.