100 магнитоальбомов советского рока

После прослушивания альбома ни у кого не возникало сомнений в том, что на данной территории резвятся умные и хитрые люди, эдакие скоморохи-интеллектуалы от современной культуры. Истерический оптимизм «Золотого диска» шокировал фантастическим нагромождением нелепостей и издевательскими аллюзиями (музыкальными, интонационными и даже образными) на тогдашнюю советскую действительность. До гордого титула «неодадаистов» «Мухомору» не хватало буквально одного шага.

На альбоме декларировалось раскрепощение психики и свободное обращение к табуированным темам (от фрейдизма и эротики до псевдодиссидентства), пересечение которых выглядело порой неожиданно: «Молодой солдат стройбата, весь от горечи шатаясь, вдруг ворвался в инкубатор, грязно, матерно ругаясь». В качестве орнамента использовалась ненормативная лексика, которая рассматривалась художниками как одно из средств, позволявших придать динамичности ритмическому рисунку полотна в целом.

Кажущаяся грязь и нигилизм только подтверждали, что концептуализм не был для «Мухоморов» пустым термином — подобный подход к творчеству создавал богатейшую почву для дальнейших экспериментов в пограничных сферах. Другими словами, единственный полнометражный альбом этой группы, не имевший прямых аналогов в западной поп-культуре, можно оценить исключительно как «базисный» и «этапный».

...Собравшись на квартире у Алексея Каменского, «Мухоморы» решили в течение одного вечера записать подборку своих «самых смертельных номеров». У группы уже был определенный опыт подобных звукосессий. Ранние эксперименты 1978–1979 годов — запись сатирических радиопостановок на злободневные темы («Моцарт и Сальери», «Заседание парткома»), исполненных «Мухоморами» по собственным сценариям в форме искрометного ток-шоу, — послужили фундаментом для реализации идей, нашедших свое прямое продолжение на «Золотом диске».

Технология записи была вызывающе примитивной. На один канал бытового магнитофона «Ростов 101» записывался голос чтеца, на другой — заранее подготовленная фонограмма из обширной коллекции пластинок Алексея Каменского. Хозяин квартиры был членом Московского общества филофонистов, и по звучащим на альбоме фонограммам нетрудно узнать, какие именно пластинки хранились в советских домашних фонотеках начала 1980-х годов.

Тексты лежали на столе в виде хаотично разбросанных машинописных листков, из которых интуитивно выбирались созвучные музыке произведения. В декламируемых стихотворениях соблюдался принцип «коммунального авторства» — тексты Звездочетова и Владимира Мироненко зачастую читались Свеном Гундлахом, и наоборот. Часть стихотворений была записана в двух вариантах, из которых Каменский впоследствии выбирал наиболее удачный. «Английское» вступление читал Владимир Мироненко, который в школе изучал французский, и поэтому все слова произносились им по транскрипции, написанной русскими буквами.

Для обложки 50-минутного опуса использовалось высокохудожественное фотоизображение ягодиц одного из участников проекта. Вместо унитаза под ними фигурировали червонцы и четвертаки — мол, «нам насрать на коммерцию». Впрочем, попытка коммерческой деятельности в отношении «Золотого диска» все-таки была предпринята. Инициатором стал один из редакторов подпольных журналов «Ухо» и «Зеркало» Евгений Матусов. Именно ему принадлежала идея самой записи альбома — в виде объединения под вывеской супершлягера разрозненных стихотворений «Мухомора».

Выступая в роли технического продюсера, Матусов принес на запись профессиональный микрофон, а после завершения сессии растиражировал «Золотой диск» на нескольких десятках советских 60-минутных кассет. Каждая из кассет была оформлена в виде «обложки-раскладушки» и распространялась в студенческих кругах по спекулятивной цене, включавшей в себя стоимость кассеты, затраты на производство и, конечно же, прибыль.

«Матусову каким-то образом удалось придать коммерческий характер откровенно некоммерческим произведениям, — вспоминает Сергей Мироненко. — Нас сильно потряс факт того, что все это кто-то еще и покупал».

Первые домашние презентации «Золотого диска» были устроены для узкого круга представителей московского неформального искусства — Кабакова, Монастырского, Пригова, Всеволода Некрасова. Сам альбом подавался не как развлечение, а как сложная теоретически-эзотерическая авангардная композиция, выполненная в непривычной для того времени форме. Действительно, все социально-культурные условия СССР 1970–1980-х годов способствовали выработке подобного авангардного адреналина. Не случайно известный питерско-московский художник, приятель Брайана Ино и большой шутник Сергей Шутов впоследствии говорил: «Россия — страна авангардных экспериментов».