100 великих казней

После знаменитого приказа Петровского едва ли даже стоит говорить о «рабочем классе», выступающем мстителем за своих вождей, и о гуманности целей, которые якобы ставили себе Дзержинский и другие при организации так называемых Чрезвычайных Комиссий. Только полная безответственность большевистских публицистов позволяла, например, Радеку утверждать в «Известиях» 6 сентября, что «если бы не уверенность рабочих масс в том, что рабочая власть сумеет ответить на этот удар, то мы имели бы налицо массовый погром буржуазии». Какое в действительности может иметь значение заявление неких коммунистов Витебской губернии, требовавших 1000 жертв за каждого советского работника? Или требование коммунистической ячейки какого-то автопоезда — за каждого павшего расстрелять 100 заложников, за каждого красного 1000 белых, или заявление Комячейки Западной Области Чрезвычайной Комиссии, требовавшей 13 сентября «стереть с лица земли гнусных убийц», или резолюция красноармейской части охраны Острогородской ЧК (23 сентября): «За каждого нашего коммуниста будем уничтожать по сотням, а за покушение на вождей тысячи и десятки (?!) тысяч этих паразитов». Мы видим, как по мере удаления ог центра кровожадность ЧК возрастала — начали с сотен, дошли до десятков тысяч. В Киеве печатался «Красный Меч» — орган ВУЧК, которую возглавлял Лацис. В № 1 мы читаем статью редактора Льва Крайнего: «У буржуазной змеи должно быть с корнем вырвано жало, а если нужно, и разодрана жадная пасть, вспорота жирная утроба. У саботирующей, лгущей, предательски прикидывающейся сочувствующей (?!) внеклассовой интеллигентской спекулянтщины и спекулянтской интеллигенции должна быть сорвана маска. Для нас нет и не может быть старых устоев морали и гуманности, выдуманных буржуазией для угнетения и эксплуатации низших классов». «Объявленный красный террор — вторит ему тут же некто Шварц — нужно проводить по-пролетарски…»

«Если для утверждения пролетарской диктатуры во всем мире нам необходимо уничтожить всех слуг царизма и капитала, то мы перед этим не остановимся и с честью выполним задачу, возложенную на нас Революцией». «Наш террор был вынужден, это террор не ЧК, а рабочего класса», — вновь повторял Каменев 31 декабря 1919 года. «Террор был навязан Антантой», — заявлял Ленин на седьмом съезде советов в том же году. Нет, это был террор именно Ч. К. Вся Россия покрылась сетью чрезвычайных комиссий для борьбы с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией. Не было города, не было волости, где ни появлялись бы отделения всесильной всероссийской Чрезвычайной Комиссии, которая отныне стала основным нервом государственного управления и поглощает собой последние остатки права. Сама «Правда», официальный орган центрального комитета коммунистической партии в Москве, должна была заметить 18 октября: «Вся власть советам» сменяется лозунгом: «вся власть чрезвычайкам».

Уездные, губернские, городские (на первых порах волостные, сельские и даже фабричные) чрезвычайные комиссии, железнодорожные, транспортные и пр., фронтовые или «особые отделы» ЧК по делам, связанным с армией. Наконец, всякого рода «военно-полевые», «военно-революционные» трибуналы и «чрезвычайные» штабы, «карательные экспедиции» и пр. и пр. — все это создавалось для осуществления красного террора. В одном Киеве было 16 самых разнообразных чрезвычайных комиссий, каждая из которых самостоятельно выносила смертные приговоры Константинопольский корреспондент «Общего Дела» Л. Леонидов в ряде очерков «Что происходит в Одессе» представлял потрясающие картины жизни в Одессе в те дни. По его словам, число расстрелянных по официальным данным доходило до 7000. Расстреливали по 30–40 человек в ночь, а иногда по 200–300. Тогда действовал пулемет, ибо жертв было слишком много, чтобы расстреливать поодиночке. Тогда не печатали фамилий расстрелянных, ибо убивали поголовно целыми тюремными камерами. Есть ли здесь преувеличения? Возможно, но как все это правдоподобно.

Ведь поголовно расстреливали всех офицеров, захваченных на румынской границе, не пропущенных румынами через Днестр и не успевших присоединиться к войскам генерала Бредова. Таких насчитывалось до 1200; они были заключены в концентрационные лагеря и постепенно расстреляны, 5 мая проведен был самый массовый расстрел этих офицеров. Как-то не хочется верить сообщению, будто бы о предстоящем расстреле было объявлено даже в «Известиях». Ночью в церквях раздался «траурный» звон. Ряд священников, по словам автора сообщения, были за это привлечены к суду революционного трибунала и приговорены к 5-10 годам принудительных работ.

В некоторых чрезвычайных комиссиях, говорят, заведена была особая должность «завучтел», то есть заведующий «учетом тел».