100 великих казней

Халеб был крупным торговым центром между Востоком и Европой. Там встречались торговые караваны из Индии и Ширвана. Исторические источники свидетельствуют о тесных торговых связях между Ширваном и Сирией. В конце XIV века из ширванского шелка в городах Сирии выделывались прекрасные ткани. Купцы с Запада везли ширванский шелк через Сирию в Европу. Вне всякого сомнения, в этом величественном и многонациональном центре средневековой торговли жили купцы из Ширвана. Возможно, сюда приезжали преследуемые в Баку и Шемахе хуруфиты. В Халебе поэт нашел сторонников и начал широко распространять свои взгляды. Он обосновался в Халебе и в течение многих лет жил там со своей семьей. Но деятельность его в этом городе не осталась незамеченной духовенством и султаном Египта Муайадом В 1417 году в Халебе Насими был арестован. В одном арабском источнике «Кунуз-уз-захаб» о процессе по делу поэта говорится так.

«Вероотступник Али Насими был казнен во времена Йашбека. В то время в „Дар-ульадле“ (Дворце правосудия) в присутствии нашего шейха Ибн Хатиба ал-Насири и Наиба (наместника) верховного кадия шейха Иззуддина Шамсуддина Ибн Ами-нуддовле, верховного кадия Фатхуддина аль-Малики и верховного кадия Шихабуддина аль-Ханбали рассматривалось дело (об Али аль-Насими). Он сбил с пути истины некоторых безумцев, и они в ереси и безбожии подчинялись ему. Этот вопрос был поднят перед кадиями и богословами города неким Ибн аль-Шангаш Алханаданом. Судья ему сказал: „Если ты докажешь то, что говоришь о Насими, я не казню тебя“.

Насими произнес „келме-и-шахадет“ — поклялся на Коране и отверг то, что говорили о нем. В это время появился шейх Шихабуд-дин Ибн Хилал. Заняв почетное место в меджлисе, он заявил, что Насими — безбожник и должен быть казнен, а раскаяние его должно быть отвергнуто. Ибн Хилал спросил: „Почему же вы его не казните?“ Аль-Маливи ответил ему: „Напишешь ли ты приговор собственноручно?“ Тот ответил: „Да“, и написал приговор, с которым тут же ознакомил присутствующих. Но они с ним не согласились. Аль-Малики сказал ему: „Кадии и богословы не соглашаются с тобой. Как я могу казнить его на основе твоих слов?“ Йашбек сказал: „Я его не казню. Султан поручил мне ознакомить его с делом. Подождем, что султан прикажет по этому поводу?“ На этом меджлис разошелся. Насими остался в темнице. О деле его было доложено султану Муайаду, от которого пришел приказ содрать с него кожу и в течение семи дней выставить в Халебе на всеобщее обозрение, обрубить ему руки и ноги и отправить Алибеку Ибн Зульгадару, его брату Насируддину и Осману Гарайолуку, которых Насими также сбил с пути. Так и сделали. Этот человек был гяуром и мулхидом (богоотступником). Упаси Боже, говорят, у него есть тонкие стихи».

Из этих сведений явствует, что поэт был казнен не только за религиозные убеждения, но, возможно, еще из политических соображений. Скорее всего, в доме поэта был сделан обыск и найдены письма от вождей мятежных племен Аггоюнлу и Карагоюнлу. В глазах любого правительства факт тайных сношений с мятежниками был более чем предосудительным. Как мы видим, халебское духовенство далеко не случайно обсуждало вопрос Насими на меджлисе. Возможно, сам этот меджлис собрался по поручению султана Муайада, стоявшего в то время во главе центрального Египетского государства Мамлюков. Не поэтому ли, пока он затребовал дело Насими и знакомился с ним, поэта держали в темнице? Наконец, издав приказ о страшной казни поэта и отправлении его отрезанных конечностей своим политическим противникам, он преследовал цель напомнить им о пользе повиновения и тщетности попыток восставать против него. Существует также ряд преданий о смерти Насими. В одном из них говорится, что однажды в городе Халеб некий молодой хуруфиг громко читал стихи Насими. Содержание стихотворения привлекло внимание духовенства. Чтеца арестовали. Чтобы не выдавать автора стихов, он заявил, что написал их сам. По решению духовенства его приговорили к смертной казни через повешение. В это время Несимн находился у сапожника, который чинил ему обувь.

Узнав о происшествии, поэт устремился к месту казни, заявил, что стихи принадлежат ему, и добился освобождения молодого человека. Когда духовенство узнало, что Насими является приверженцем хуруфизма, оно вынесло решение живьем содрать с него кожу. Перед смертью поэт не отрекается от своих убеждений и во всеуслышание произносит: «Я — истина», «Я — бог». Растерянные перед стойкостью и мужеством поэта богословы с иронией спросили умирающего Насими:

«Если ты бог, то почему же ты бледнеешь по мере того, как теряешь кровь?» «Я — солнце любви, которое взошло на горизонтах вечности. На закате солнце всегда бледнеет», — ответил поэт.

В этом же предании говорится и о том, что богослов, подписавший приговор о казни поэта, при этом заметил:

«Этот человек проклят, и если хоть капля его крови куда-нибудь упадет, это место необходимо отрубить и выбросить».