100 Великих Книг

Я повстречался с ним — и возлюбил навечно…Он в церкви каждый день молился близ меня,В порыве набожном колени преклоня.Он привлекал к себе всеобщее внимание:То излетали вдруг из уст его стенанья,То руки к небесам он воздымал в слезах,А то подолгу ниц лежал, лобзая прах;Когда ж я выходил, бежал он по проходу,

Чтобы в притворе мне подать святую воду.«…»Вняв небесам, приют я предложил ему,И счастье с той поры царит в моем дому…(Перевод — здесь и далее — Михаила Донского)

Тартюф появляется на сцене не сразу и, разумеется, под маской благочестия. Первое, что он делает, это достает платок, чтобы набросить его на приоткрытую грудь служанки:

… Прикрой нагую грудь,Сей приоткрыв предмет, ты пролагаешь путь

Греховным помыслам и вожделеньям грязным.Но уже в следующей сцене святоша сбрасывает личину и принимается настойчиво соблазнять жену своего благодетеля:Как я ни набожен, но все же я мужчина.И сила ваших чар, поверьте, такова,Что разум уступил законам естества. «…»Нет, я любовь своюОт любопытных глаз надежно утаю:Ведь сам я многое теряю при огласке,

А потому мне честь доверьте без опаски.Своей избраннице я в дар принесть бы могСтрасть — без худой молвы, услады — без тревог.

Развязка оказалась быстрой и плачевной. Добившись от сумасбродного Оргона согласия на брак с его дочерью и получив — по законам комедийного жанра — дарственную на дом и имущество, лицемер-развратник попытался выгнать все приютившее его семейство вон. К тому же настрочил на Оргона донос королю. Последний же, как «бог из машины», обеспечил счастливую развязку всей комедии и наказание мошенника Тартюфа:

Наш государь — враг лжи. От зоркости егоНе могут спрятаться обман и плутовство.Он неусыпную являет прозорливостьИ, видя суть вещей, казнит несправедливость.

Не подчиняется он голосу страстей,Не знает крайностей великий разум сей.

Еще большим врагом лжи был автор, написавший эти слова. Потому-то век Короля-Солнца с равным основанием именуют теперь и веком Мольера.

60. ВОЛЬТЕР

«КАНДИД»

Век Просвещения дал человечеству целую плеяду блестящих писателей и мыслителей-энциклопедистов. Но лишь имя одного из них сделалось нарицательным уже при жизни и фактически — олицетворением самой эпохи. Это — Вольтер (на самом деле — псевдоним; по рождению его звали Франсуа-Мари Аруэ). Долгое время слово «вольтерианец» было синонимом вольнодумца.

Вольтер написал невероятное множество произведений — драм, трагедий, комедий, повестей, поэм, других стихотворных шедевров, памфлетов, сказок, притч, исторических сочинений и философских трактатов, не говоря уж о богатейшем эпистолярном наследии (изданная корреспонденция занимает несколько десятков томов), а письма в ту пору играли роль гораздо большую, чем нынешние газеты. Но самую громкую славу Фернейскому мудрецу (так его именовали по альпийскому пристанищу) принесла сравнительно небольшая «философская повесть» «Кандид». Впоследствии Герберт Уэллс даже один из своих романов посвятил — «Бессмертной памяти Кандида».

У самой повести, или, как еще выражаются, — маленького романа, занимающего менее ста страниц текста, — тоже непростая судьба. Книга была написана тайком даже от ближайших друзей (некоторые литературоведы утверждают — всего за три дня, хотя более правдоподобна другая цифра — три недели), издана анонимно и тотчас же по приговору суда была сожжена рукою палача на площади в Женеве. Естественно, это только прибавило популярности очередному Вольтерову шедевру: в первый же год (1759), не успел еще догореть костер на женевской площади, было выпущено в разных странах не менее 13 изданий, и книга надолго стала европейским бестселлером.