Супруга его умерла при родах, и он не сожалел о ней и очень быстро забыл, будто ее и не было. Теперь вдовец вполне мог наслаждаться изощренными ласками Эннии Невии, которая была женой Макрона, стоявшего во главе преторианских когорт. Да, они оба стоили друг друга, ведь Невия догадалась, прежде чем отдалась ему, потребовать расписку в том, что он возьмет ее в жены, когда достигнет высшей власти в Риме. Калигула дал ей клятву и письменную расписку, а она сумела и подружить его со своим мужем. Они предавались любви под носом у Макрона и больного императора. С помощью мужа Эннии Калигула отравил Тиберия, который тяжело болел, но все никак не умирал и не торопился освободить внуку место главы империи. Яд при этом долго не действовал, тогда Калигула накрыл голову Тиберия подушкой и всем телом навалился на него. Один юноша увидел это и вскрикнул в ужасе, а Калигула тут же отправил его на крест.
Однако народ не мог знать о порочности наследника, и с восторгом встретил нового правителя Рима, помня свою любовь к его отцу. Когда Калигула вступил в Рим, ему тотчас же была вручена сенатом высшая и полная власть. Он же делал все возможное, чтобы возбудить в людях любовь к себе. В Риме возобновлены в небывалых масштабах любимые народом цирковые представления, гладиаторские бои, травли зверей. Он помиловал осужденных и сосланных. Он чтил своих умерших и погибших от козней Тиберия родственников, но простил тех, кто писал доносы на его братьев. Он устраивал всенародные раздачи денег и давал роскошные пиры для сенаторов и их жен. Народ полюбил его и чтил бесконечно, а потому римская знать вынуждена была терпеть все дикие выходки императора Калигулы.
На пирах этот тиран, возомнивший себя божеством, выбирал каждый раз одну из жен и уводил ее в свои покои. Насладившись гостьей, он возвращал ее мужу, тут же в подробностях рассказав ему, как он занимался с ней любовью, чем она понравилась ему, а чем нет. Ни одной именитой женщины он не оставлял в покое, не говоря уже о распутнице Пираллиде. Почтенные горожане все терпели, иначе им грозила смерть от диких зверей, темницы и пытки. Все терпел и Макрон, приближенный к императору как никто другой.
А как же Энния Невия, которой он обещал жениться, когда придет к власти? Она не хотела отпускать его и по-прежнему была его любовницей, и часто ее муж Макрон ждал, когда они закончат, у дверей собственного дома. Но когда во дворце снова появилась Друзилла, Калигула охладел к Эннии, да и воспоминание о том, что она помогла прийти к власти, было неприятно императору. Теперь Калигула все время держал при себе лучшего в Риме палача, который обезглавливал любого в любой миг – по первому знаку императора. И вот однажды он вошел в спальню Эннии вместе с ее мужем и заставил их заняться любовью. В этот момент вошел палач и ударил мечом, но ему не удалось убить сразу обоих – погиб только Макрон. Эннию Калигула задушил, а палача убили ворвавшиеся в спальню солдаты, решив, что он напал на императора.
Историк Гай Светоний Транквилл в книге «Жизнь двенадцати Цезарей» (ок. 120 года н э.) писал: «О браках его трудно сказать, что в них было непристойнее: заключение, расторжение или пребывание в браке. Ливию Орестиллу, выходившую замуж за Гая Пизона, он сам явился поздравить, тут же приказал отнять у мужа и через несколько дней отпустил, а два года спустя отправил в ссылку, заподозрив, что она за это время опять сошлась с мужем. Другие говорят, что на самом свадебном пиру он, лежа напротив Пизона, послал ему записку: "Не лезь к моей жене!", а тотчас после пира увел ее к себе и на следующий день объявил эдиктом, что нашел себе жену по примеру Ромула и Августа. Лоллию Павлину, жену Гая Меммия, консуляра и военачальника, он вызвал из провинции, прослышав, что ее бабушка была когда-то красавицей, тотчас развел с мужем и взял в жены, а спустя немного времени отпустил, запретив ей впредь сближаться с кем бы то ни было. Цезонию, не отличавшуюся ни красотой, ни молодостью и уже родившую от другого мужа трех дочерей, он любил жарче всего и дольше всего за ее сладострастие и расточительность: зачастую он выводил ее к войскам рядом с собою, верхом, с легким щитом, в плаще и шлеме, а друзьям даже показывал ее голой. Именем супруги он удостоил ее не раньше, чем она от него родила, и в один и тот же день объявил себя ее мужем и отцом ее ребенка. Ребенка этого, Юлию Друзиллу, он пронес по храмам всех богинь и, наконец, возложил на лоно Минервы, поручив божеству растить ее и вскармливать. Лучшим доказательством того, что это дочь его плоти, он считал ее лютый нрав: уже тогда она доходила в ярости до того, что ногтями царапала игравшим с нею детям лица и глаза».