100 великих узников

Бегство он назначил в ночь накануне праздника Святого Августина, но в полдень 25 августа его перевели в другую камеру. Во Дворце дожей было еще 19 подземных тюрем, которые назывались "колодцами". Там всегда на полметра стояла морская вода, попадавшая через то же зарешеченное отверстие, откуда проникало в камеры немного света. Узник, если не хотел целыми днями стоять в соленой воде, мог сидеть на козлах, где лежал его тюфяк и куда утром клали ему кусок хлеба, суп и воду. Все это ему нужно было съедать сразу, иначе крысы могли вырвать еду прямо из рук. К заключению в "колодцах" человека обычно приговаривали до конца дней его, и случалось, что многие доживали здесь до глубокой старости. Казанова боялся, что его посадят в один из таких "колодцев", но его оставили на чердаке. И он выбрался из тюрьмы, а потом с врожденной веселостью рассказал об этом в своих воспоминаниях. Видя высоту Дворца дожей и расположение крыш, нельзя даже представить, как можно было совершить столь дерзкий побег, и, тем не менее, это достоверный факт из венецианской истории.

К концу жизни Д. Казанова мечтал найти какого-нибудь благодетеля, который обеспечил бы ему спокойную старость, но оказался никому не нужен. Он стал нежелательным гостем, которого изгоняли из всех европейских городов, и куда бы он ни стучал, везде ударялся лбом в закрытые двери, более того — его стали сторониться и отказывали в приеме. И знаменитый прежде обольститель сначала вел полунищенскую жизнь в качестве мелкого секретаря при венецианском посланнике в Вене. Попытался он было жениться на знатной венецианской куртизанке, но и тут судьба жестоко посмеялась над ним: брак не состоялся. Наконец молодой граф Жозеф фон Вальдштейн, один из самых знаменитых австрийских аристократов, милостиво предоставил Д. Казанове должность личного библиотекаря и в сентябре 1783 года увез его в свой замок Дукс, располагавшийся неподалеку от Праги.

Замок стоял в глубине двора, а по сторонам от него располагались церковь иезуитов и павильон. Двойная лестница ведет к террасе и входу, фасад замка украшен окнами с белыми перемычками и поперечинами. Комнаты и анфилада гостиных напоминали о славном прошлом владельцев, но молодой граф Вальдштейн почти не бывает здесь. А когда приезжал, Д. Казанова красовался перед гостями, развлекал их историями из своей жизни, чувствовал себя в центре внимания. О побеге из венецианской тюрьмы он никогда не соглашался рассказывать менее, чем в течение двух часов.

Когда граф уезжал, Д. Казанова томился в этой роскоши, тем более что домоправитель Г. Фельдкирхнер терзал и угнетал его. Над ним издевались даже лакеи, которых он раздражал своей гордостью и самомнением. Дня не проходило без того, чтобы слуги не мучили его, для скандала был хорош любой предлог. Повару не удалась полента (кукурузная каша) или суп был подан слишком горячим — конечно же, это сделано по злому умыслу! Ночью лаяли охотничьи собаки, охотничий рог режет слух узника своим резким звуком, макароны приготовлены не по-итальянски… Ион обрушивает издевательские послания на голову своего главного врага — управляющего, а ведь когда-то спорил с Вольтером и Руссо!

Фактически Д. Казанова стал затворником и провел в этой добровольной ссылке 14 лет. Но что было делать? Неотразимая юность ушла, сил пускаться в новые авантюры не было, собственным кошельком обзавестись он уже не надеялся… По ту сторону гор бушует французская революция, умирают его лучшие друзья и женщины, которых он любил! Старый мир, к которому он все еще принадлежит, поруган, осмеян и отправлен на гильотину. Личная свобода, торжество просвещения и разума — дорогие его сердцу ценности — пока еще не стали общепризнанными. И Д. Казанова скучает в замке, да и как можно жить без бесед, танцев и игр — вообще без возможности позабавить себя и других? Как вынести одиночество и скуку, если нельзя более плести интриги и пускаться в новые авантюры? И тогда он погружается в воспоминания, воскрешает их в памяти одно за другим и представляет, как страницы, которые он поспешно покрывает словами, переведут на все 1 языки мира. В добропорядочных странах его творение, скорее всего, запретят, но мысли об этом только развлекают Д. Казанову. Он рад, что теперь можно не бояться унылого однообразия жизни, и ликует, представляя, как станет бессмертным…

Великий и ужасный маркиз де Сад