Маркиз не скрывал своего презрения к якобинцам, но был за конституцию, которая охраняла бы права:
По одной из версий, в Шаратон маркиз прибыл крепким стариком, с представительной внешностью и красивыми белыми волосами; старческой немощи в нем не замечалось. Он был любезен и чрезвычайно вежлив, но при всяком обращении к нему изрыгал своим мягким голосом поток грязных ругательств. Как больной, де Сад пользовался относительной свободой, которую употребил на то, чтобы учить окружающих безнравственности, например, во время прогулок рисовал на песке двора непристойные фигуры. Ройе-Коляр, один из самых выдающихся психиатров Шаратона, не считал маркиза душевнобольным и настоятельно требовал удалить его из больницы. В своих докладах он не раз указывал на чрезвычайно вредное влияние, которое маркиз оказывал на настоящих больных.
Его единственная болезнь — порок, но от этой болезни его невозможно вылечить в учреждении, предназначенном для врачевания душевнобольных. Необходимо, чтобы этот субъект был заключен в более строгую обстановку… оградить других от его безобразий и удалить от него самого все, что может возбуждать и поддерживать его гнусные страсти.
В Шаратоне де Сад пробыл 14 лет и умер 2 декабря 1814 года.
Бунтовщик хуже Пугачёва
В июне 1790 года по Санкт-Петербургу распространялись слухи, будто на Невском проспекте, в лавке купца Зотова, продается предерзкая книга, в которой царям грозят плахою. Имя сочинителя на книге не было указано, но на последней странице значилось, что напечатана она с разрешения Управы благочиния. Вскоре слухи о книге достигли ушей Екатерины II, а потом чья-то услужливая рука положила крамольное произведение на стол императрицы. Во дворец срочно был вызван петербургский обер-полицмейстер Н. Рылеев — председатель провинившейся Управы благочиния.
Узнав в чем дело, обер-полицмейстер повалился императрице в ноги, плакал и клялся, что разрешил печатать окаянную книжку по одной только глупости своей, а сам он ее не читал, поверив в невинность названия. Его отпустили с миром, повелев во что бы то ни стало разыскать сочинителя.
И вот 30 июня 1790 года в загородный дом управляющего Петербургской портовой таможней А. Н. Радищева явился полицейский офицер с ордером на арест. Но еще накануне писатель велел своему дворовому человеку сжечь все оставшиеся экземпляры книги, вместе с которыми в огонь полетело множество других бумаг. Писатель хотел было даже бежать, до пограничного города Риги — рукой подать, а там ищи ветра в поле… Но тогда домашних истерзают допросами, так что уж лучше самому за все отвечать.
Еще когда в Петербурге образовалось "Общество друзей словесных наук", А. Н. Радищев стал активным его членом. В журнале "Беседующий гражданин", издаваемом этим обществом, была напечатана "Беседа о том, что есть сын Отечества", в которой он проводил мысль о том, что сыном отечества не может считаться тот, кто угнетает себе подобных. Самые страстные строки этой "Беседы" были посвящены тяжелому положению крестьян, и автор подчеркивал, что путем коварства и насилия они доведены до положения тяглового скота, угнетены, унижены и презрены. Труд их, нечеловечески тяжелый, бессмыслен, потому что приносит пользу не государству, а мучителям-помещикам Конец своим страданиям крестьяне видят только в смерти, которую считают избавительницей. Эта небольшая статья и стала прологом к знаменитому "Путешествию из Петербурга в Москву", над которым А. Н. Радищев работал целых 10 лет.