100 великих узников

В мае 1847 года киевский генерал-губернатор Бибиков сообщил в Петербург, что у арестованного должна быть выжжена на теле гетманская булава — знак принадлежности к Обществу. Н. И. Гулака самым тщательным образом осмотрел сам комендант крепости, но знака такого не обнаружил.

В середине мая в III Отделении была устроена очная ставка Н. И. Гулака и с Н. И. Костомаровым, Белозерским, доносчиком Петровым и другими, и все они показали, что узник был членом Общества. Например, Андрузский сообщил, что Общество ставило своей целью соединить все славянские племена и ввести в них государственное устройство по примеру Соединенных Штатов или нынешней конституционной Франции. Петров показал, что Н. И. Гулак хотел достичь своих целей возбуждением всех славян "к восстанию против верховных властей их"

, но в отношении царской фамилии Общество будет действовать миролюбиво. "Но если переворот будет совершен, а государь не пожелает сложить с себя верховной власти, то необходимо заставить пожертвовать царской фамилией". Чтобы возбудить народ к восстанию, Н. И. Гулак (по показаниям Петрова) намеревался все распоряжения правительства представлять в самом неблагоприятном виде, а для этого надо путешествовать "по деревням для сближения с крестьянами и распространения между ними идеи о народном правлении"

.

Н. И. Гулак по-прежнему все отрицал, однако очная ставка заставила его задуматься. 17 мая комендант крепости доносил в III Отделение, что после его "отеческих" увещеваний узник согласился дать показания и даже признал справедливость некоторых показаний других арестованных. В ноябре 1847 года заключенный обратился к коменданту с просьбой, чтобы ему разрешили переводить с греческого языка сочинения Еврипида. По справке, наведенной в III Отделении, оказалось, что "заниматься крепостным арестантам сочинениями или переводами для себя никогда не запрещалось". И на основании этой справки узнику разрешили заниматься переводом, но с условием, чтобы он никому его не передавал.

Родные хлопотали о смягчении участи Н. И. Гулака, но III Отделение всегда отвечало, что "не находит ни возможности, ни справедливости ходатайствовать о его помиловании"

. После трехлетнего заключения узнику предложили обо всем откровенно написать, и "тогда участь его облегчится; ежели он пребудет в том же упорстве, то останется в крепости". Никаких новых показаний заключенный не дал, тем не менее, комендант крепости доносил: "Гулак во все время заключения в крепости вел себя весьма скромно, в образе мыслей его ничего не замечалось, а потому и полагаю заслуживающим облегчения его участи"

. В последний день мая 1850 года императору был представлен доклад об освобождении Н. И. Гулака из Шлиссельбурга и предлагалось отправить узника в Пермь — "под строжайший надзор полиции". Царское согласие было получено, и через две недели бывшего заключенного доставили к месту ссылки.

За год до освобождения Н. И. Гулака в Шлиссельбург был заточен бывший приходской учитель Семен Никитич Олейничук. Имя это почти ничего не говорит современному читателю, но его история — это история человека, который вдруг исчез, оставив по себе у окружающих самую неясную память. А со временем и память стерлась, как будто никакого С. Н. Олейничука и не было. А ведь человек жил, думал, страдал и все искал средство, как бы избыть горе крепостного права для украинского народа.