100 великих узников

Но однажды Фиораванти вдруг вздрогнул, отложил перо и стал к чему-то прислушиваться. В коридоре, по ту сторону дубовой двери, ясно слышались шаги и лязг оружия. Пораженный до глубины души узник поднялся, дрожа всем телом. Загрохотали тяжелые замки, с визгом отодвинулись засовы, и двери, скрипя на ржавых петлях, широко распахнулись. Ослепленный ярким светом факелов, Фиораванти на мгновение закрыл глаза, а когда снова открыл их, то увидел перед собой нескольких стрельцов, стоящих позади молодого боярина. Тот с любопытством оглядел сначала темницу, а потом уж и самого узника. Когда Фиораванти сообщили, что государь Иоанн Васильевич умер и царствует теперь сын его — Василий, узник долго не мог понять этих слов. Он только молча смотрел на незнакомого боярина, который говорил:

Государь всея Руси Василий, по смертной воле Иоанна, повелел тебя оповестить, что все твое добро тебе обратно отдается и волен ты отныне на Москве век свой доживать или в земли дальние отъехать…

Радость была так велика и неожиданна, что Фиораванти пошатнулся, судорожно взмахнул руками и без чувств упал на пол…[11]

 [ Рассказ о заточении А. Фиораванти взят из книги М. Д. Ордынцева-Кострицкого]

Неукротимый Савонарола

В XV столетии разъединенная Италия не имела сил для борьбы с могущественными противниками. Но война выдвинула несколько замечательных личностей, и среди них одно из главных мест принадлежит монаху Джироламо Савонароле. С ранних лет он обнаружил любовь к учению и отличался строгой жизнью, а в 23 года ушел в доминиканский монастырь в Болонью. В скором времени настоятель монастыря заметил таланты Савонаролы и поручил ему читать диалектику и метафизику другим монахам. Не довольствуясь только лекциями, Савонарола стал читать и проповеди, но сначала успеха не имел из-за своего дурного произношения и неуместной порой жестикуляции. Тогда он ушел из монастыря, чтобы обработать свой голос, и побывал в нескольких городах Италии.

Разврат века до глубины сердца поразил благочестивого монаха, несчастья отечества были слишком очевидны; он не мог оставаться посторонним и начал громить людские пороки. В 1494 году в Бреши состоялась первая его проповедь, в которой он угрожал городу потоками крови за его нечестие. Через пять лет Савонарола по приглашению Медичи переехал во Флоренцию и, став приором в соборе Святого Марка, с еще большим рвением взялся за исправление людских нравов.

Хотя Флоренцию тоже сотрясали внутренние раздоры, но в городе процветали ремесла, она вела оживленную торговлю чуть ли не со всем миром, и оттого здесь скапливались огромные богатства. Горожане умели не только работать, но и веселиться, карнавалы длились по несколько дней, и богачи, чтобы ублажить простой народ, не скупились на вино и угощения. Наравне с ремеслами в городе процветали искусства, философия, литература; здесь творили великие Данте, Д. Боккаччо, А. Микеланджело, Н. Макиавелли и т. д. А Савонарола в этом граде веселья и благоденствия выступал с обвинениями против священников, которые проповедуют пустое тщеславие, отцы и матери дурно воспитывают детей, князья давят народы, купцы думают только о наживе, женщины — о пустяках, крестьяне воруют, солдаты богохульствуют…

Грозный монах не только обличал людские пороки, но и пророчествовал о скорой смерти Лоренцо Медичи, тогдашнего правителя Флоренции, грядущих мятежах в городе и нашествии иноземцев на Италию. Его безыскусные, но пламенные проповеди и религиозное рвение привлекали толпы народа, ведь требуя исправления духовенства, Савонарола одновременно требовал и свободы политической. Влияние смелого монаха усилилось при Пьетро Медичи, которого признали достойным занять место отца, хотя он и не достиг положенного возраста. Но Савонарола выступил «против», так как думал упрочить свободу Флорентийской республики ее союзом с Францией. После изгнания Медичи из Флоренции, Савонароле поручили представить Синьории проект новой формы правления в республике. Став силою обстоятельств признанным лидером Флоренции, он на время оставил проповеди и занялся переустройством законодательства, созданного еще семейством Медичи, но в новых условиях уже непригодного.