Другое свидетельство — два герба, сохранившиеся на стене главного зала замка Жолни, в Мерт-и-Мозеле. Построенный примерно в 900 г., замок Жолни перешёл в 1357 г. в собственность к графам Армуазским. В 1436 г., женившись на Жанне, Робер Армуазский его перестроил и значительно расширил. Тогда-то, судя но всему, и произошло объединение короны и герба графов Армуазских с короной и гербом Жанны. Так, герб графа Армуазского представляет собой «серебряный щит, отделанный золотом и ляпис-лазурью (всего двенадцать элементов декора), с двумя открытыми львиными пастями»; герб Жанны тоже сделан в виде щита, «украшенного золотом, серебряной шпагой с ляпис-лазурью и увенчанного короной в обрамлении двух золотых лилий».
Но можно ли считать, что подобное признание стало венцом славы новоявленной Жанны? Никоим образом. Вслед за многими частными лицами её признал и весь город.
В реестровых отчётах Орлеанской крепости, относящихся к 1436 г., можно прочесть, что некий Флёр де Ли, доблестный герольд, получил 9 августа того же года два золотых реала в знак благодарности и признательности за то, что доставил в город несколько писем от Девы Жанны.
21 августа — как явствует из тех же отчётов — в Орлеан прибыл один из братьев Жанны д'Арк — Жан дю Ли. Перед тем он повстречался с королём и просил у него разрешения «привезти свою сестру».
Привезти свою сестру! Простота этих слов наводит на размышления. Они, бесспорно, свидетельствуют о том, что Жан дю Ли по-прежнему признавал в так называемой Клод свою сестру; больше того, его признание было утверждено муниципалитетом Орлеана. В честь такого события городские власти даже выделили ему двенадцать ливров золотом и устроили для него и четырёх сопровождающих его рыцарей пир, на котором было съедено дюжина цыплят, дюжина голубей, несколько кроликов и выпито десять пинт вина.
25 августа посланник, которого Жанна направила с письмами в Блуа, ещё раз получил денежное вознаграждение от орлеанских жителей. А месяцем раньше орлеанцы не поскупились снарядить своего посланника в Люксембург, в Арлон, дабы тот лично засвидетельствовал их почтение Деве. Посланник, по имени Кер де Ли, возвратился с письмами, но, пробыв недолго в Орлеане, поспешил в Лош, передал письма королю к снова вернулся в Орлеан. Было это 11 сентября, ему тогда дали денег на выпивку, потому как Кер де Ли «говорил, что его томит великая жажда».
Ни в одном из упомянутых документов не высказано ни малейшего сомнения но поводу личности Жанны. О Деве, сожжённой пять лет тому назад, в них говорится так, как будто она действительно была жива.
Слухи о честолюбивых устремлениях Жанны не могли не дойти до Карла VII. Об этом свидетельствуют многочисленные послания, которые она то и дело отправляла с гонцами к королю. Но король и не думал удостоить её ответом. Так прошли годы. В конце концов, Жанне Армуазской, успевшей за это время родить своему мужу двух сыновей, наскучило праздное существование у семейного очага, так не похожее на её былую жизнь. В 1439 г. она решила отправиться в Орлеан — город, связанный с её победами и славой…
Судя по письмам, предварившим её визит в Орлеан, графиня Армуазская не должна была встретить на своём пути каких-либо препятствий. В самом деле, до Орлеана она добралась совершенно спокойно. Её принимали так, как она и мечтала. Словно десять лет назад в этот город вступала со штандартом в руке та же Жанна. И вот она снова здесь. На увешанные хоругвями улицы высыпали толпы народа и громко приветствовали её. Конечно, она постарела, и всё же это была она. В муниципалитете ей также оказали пышный приём — накормили и напоили всласть.
А подобные торжества обходились отнюдь не дёшево. В городских архивах об этом празднестве сохранилась довольно подробная запись: 30 июля на закупку мяса ушло сорок су парижской чеканки. Больше того, в знак благодарности Жанне преподнесли ценный подарок, о чём свидетельствует другая запись: «В память о благе, принесённом ею городу во время осады оного, Жанне Армуазской даруется 200 ливров золотом парижской чеканки».