100 великих загадок истории

Имя Маршиали, обозначенное в акте о смерти, вряд ли может служить аргументом в пользу Маттиоли, скорее наоборот, этот факт подтверждает противоположное предположение. Чего ради так долго и так тщательно хранить в тайне личность заключённого, для того чтобы открыть его имя кюре для занесения в журнал регистрации смертей? Существовало правило хоронить важных государственных узников под чужими именами. Сен-Мар назвал заключённого Маршиали именно потому, что он не был Маттиоли. Вполне вероятно, что ему пришло в голову имя его бывшего узника, скончавшегося на острове Святой Маргариты.

Вернёмся к нашим «арифметическим рассуждениям». Мы исключили из числа пяти: Ла Ривьера, умершего в 1687 г. в Экзиле; якобинского монаха, умершего в Пиньероле в 1694 г.; Маттиоли, по всей вероятности, скончавшегося на острове Святой Маргариты в том же 1694 г.; Дюбрея, шпиона, фигуру незначительную, которого Сен-Мар без сомнения оставил в Пьер-ан-Сизе, в Лионе, в 1697 г.

Вывод напрашивается сам собой: Железной Маской был Эсташ Доже.

Всё сходится. Необыкновенные предосторожности, исключительные меры, принятые по приказу Лувуа при аресте заключённого. Усиление этих мер, совпадающее по времени с известием о том, что Доже узнал некоторые тайны Фуке, а также тот факт, что Доже никогда не покидал Сен-Мара. Лувуа так много занимался Доже, что ему представлялось необходимым, чтобы узник такого значения и Ла Ривьер, который волей-неволей следовал своей судьбе, были переведены в место нового назначения Сен-Мара — в Экзиль.

Маттиоли мог остаться и в Пиньероле.

Перед отъездом в Экзиль Лувуа попросил Сен-Мара дать подробный отчёт о его заключённом с указанием «того, что Вы знаете относительно причин их задержания». Но это распоряжение не касалось двух узников из «нижней башни» — Доже и Ла Ривьера. Их случай был настолько хорошо известен Лувуа, что он не нуждался ни в каких сведениях: «Что касается двоих из нижней башни, Вы напишите только их имена, не добавляя больше ничего».

Напомним также, что Лувуа выразился достаточно ясно: только Лозун и Ла Ривьер, как писал он Сен-Мару, были «достаточно значительными фигурами, чтобы не передавать их в другие руки».

Меры, принятые при перевозке в Экзиль и на пути из Экзиля на остров Святой Маргариты для Доже, являются логическим продолжением тех мер, которые принимались в Пиньероле. Так, было запрещено всем, кроме Сен-Мара, разговаривать с узниками, и посему Доже принимали за маршала или «того выше», а губернатор был вынужден придумывать «небылицы» относительно Доже. В Экзиле Сен-Мар поостерёгся изменить что-либо. Даже его лейтенант не имел права говорить с заключённым, «что исполнялось неукоснительно».

Стул, покрытый тёмной материей, на пути из Экзиля на остров Святой Маргариты был предназначен для того, чтобы помешать «кому-либо видеть или говорить с ним в дороге».

Когда Барбезье написал в первый раз Сен-Мару, его письмо касалось «заключённого, находящегося под Вашим надзором уже более двадцати лет». Бесспорно, речь шла о Доже. Именно о Доже была первая мысль нового министра.

Этим легко объясняется формулировка «ваш старый узник». Старый узник — именно тот человек, которого Сен-Мар охранял более двадцати лет.

Легенда о Человеке в Маске могла обрасти новыми подробностями только в связи с Доже. Не забудем также замечательной фразы Сен-Мара, датированной началом 1688 г., когда Доже был единственным из «пяти», кто находился на острове Святой Маргариты, когда до переезда Маттиоли на остров оставалось ещё шесть лет: «Во всей провинции говорят, что мой узник — это г-н де Бофор, остальные считают его сыном покойного Кромвеля».

Поскольку мы знаем, что Доже не мог быть тем узником, который умер в 1694 г. — он не имел слуги, — можно не сомневаться, что именно он сопровождал Сен-Мара к месту нового назначения — в Бастилию.

И ещё раз Сен-Мару были выданы те же предписания, что и всегда делалось применительно к Доже — только Доже: «…чтобы перевезти в Бастилию нашего старого узника, Вы примите все меры к тому, чтобы его никто не увидел и не узнал».

Когда Доже в 1703 г. скончался в Бастилии, он находился в заключении уже тридцать четыре года.

Какое преступление совершил Доже — неизвестно. Безусловно, оно должно было быть серьёзным для того, чтобы повлечь за собой суровое обращение и тягостную изоляцию в течение стольких лет… Это неизвестное преступление сделало Доже значительным лицом. Оно сделало из него Человека в Маске.

Надо также подчеркнуть, что вина Доже увеличилась во время его заключения, когда он случайно оказался посвящённым в тайны Фуке. Вспомним также признание Шамияра, о котором говорил Вольтер: «Это был человек, владеющий всеми тайнами Фуке».

Господин Монгредьен установил, что во время перевоза заключённого в Бастилию Лозун, госпожа Фуке и её дети были ещё живы. Этим вполне можно объяснить не оставлявшую министра в покое «необходимость, несмотря на то что прошло много времени, скрывать личность Доже, которого Лозун считал давно исчезнувшим».