В период немецкой оккупации в годы Второй мировой войны Марсель и его брат Алаин стали одними из наиболее заметных деятелей подполья французского Сопротивления. Особенно Марсель прославился благодаря своему уникальному дару мгновенно менять выражение своего лица, которое так пригодилось при переправе еврейских детей из Франции в Швейцарию. Ему было чуть больше двадцати, когда он перевел через границу более 70 детей, то изображая из себя тренера небольшого отряда бойскаутов, то ведя одного-единственного «потерявшегося» мальчика, то копируя ужимки пятнадцатилетнего, который воспитывает братика и сестричку. Марселю Марсо удалось 10 раз пройти мимо одного и того же поста, и постовые всякий раз думали, что перед ними абсолютно другой человек!
В 1943 году братья Мангели решили изменить фамилию, а сам Марсель подделал документы – пригодились знания, полученные им еще до войны в школе искусств. Марсель и Алаин выбрали фамилию героя французской революции – молодого генерала, ровесника Наполеона, героя революционных войн Марсо, и возможно, тем самым спасли себя от того, от чего судьба не уберегла их отца – Шарль Мангель в 1944 году погиб в лагере Аушвиц. «Для мира – он один из миллионов безымянных, замученных нацистами в годы войны, – рассказывает Марсо, – а для меня – он тот, кому я посвятил свою работу, он – мой отец».
С 1944 по 1946 год Марсель служил в армии. Вместе с американскими солдатами из Третьей армии Джорджа Паттона он воевал за освобождение Франции, а заодно в перерывах между сражениями выступал перед ними, показывая пантомимы на сюжеты из солдатской жизни. Тогда же увидел первую рецензию на свое выступление в армейской газете «Звезды и погоны». Но тишина появилась позже – она, как и следует тишине, бесшумно пробралась в жизнь будущего великого мима вместе с театральной школой Шарля Дюлана парижского театра Сары Бернар, где Марсо учился у великого мима Этьена Декру. Он научил Марселя новой грамматике миманса, которой тот следовал всю жизнь. Его учителем было и все мировое искусство со времен античной Греции и древнего Китая, от Микеланджело и Родена до белолицего романтического Пьеро. Появившись на сцене вскоре после окончания Второй мировой войны, Марсель Марсо сразу же заявил о себе, как о великом актере. Он был учеником и выдающегося актера Жана-Луи Барро, сыгравшего в фильме Марселя Карне «Дети райка» великого мима Франции XIX века – Дебюро.
В 1947 году Марсель придумал известного всему миру персонажа Бипа, принесшего ему мировую известность. Маленький человек в белой маске Пьеро с грустными глазами и пепельной шевелюрой, в котором больше соли, чем перца. Тельняшка, мятый котелок, приподнятые в немом вопросе дуги бровей и ярко-красный скорбный рот, необычайно трепетные большие руки. Свои миниатюры – нехитрые истории «Человеческой комедии» – он преподносил и раскрывал пластически. Его жест как будто пел. В нем были особые стаккато и легато. Послушное воле артиста тело отзывалось каждой клеточкой. Выразительными были не только руки, но и спина, плечи, шея, каждый поворот корпуса… Подобной виртуозности еще никто не видел! Вот Бип замирает, словно распятый. Его блаженные глаза напоминают капельки росы, маска превращается в лик, а тело – в полупрозрачный алебастр. Его душа тонет в тишине одиночества. Но зачем ему слова? «Я считаю, что рядом с жестом слово очень сильно проигрывает, – любит повторять Марсо. – Оно может нарушить поэзию тайны и тишины. Только музыка, которую я использую в редких случаях, может помогать драматическому развитию. Я принес тишину в мир театра, где звуки и слова были королями». Действительно, искусство Марселя не в словах – он окружил себя тишиной, он единственный способен в двухминутной «мимодраме» сказать столько, сколько не уместить в тома прозы, и главное – то, что ему есть что сказать.
Фактически Пьеро придумал величайший мим XIX века Дебюро, а Марсель возродил его в образе Бипа. В 1948 году молодой выпускник школы драматического искусства был удостоен премии Дебюро. Марсель оставил себе сценический псевдоним Марсо. Миниатюры с участием Бипа наполнены сочувствием к бедняге, которому не слишком везет на пиру жизни. Вот, например, сценка «Бип на светском рауте»: герой, попав в обстановку роскоши, слегка «поднабрался», надо полагать, голова его закружилась, и он облокотился словно о буфетную стойку, о… краешек воздуха. Технически осуществлялся грандиозный трюк, ибо сцена пуста. Дабы создать видимость того, что он прислонился к чему-то, артист так «завис» на вытянутом носке и полуопрокинутой спине, что было абсолютно непонятно, где центр его тяжести, где опора… Ощущение головокружения он передавал взглядом, недоуменно-растерянно обводящим все вокруг. Казалось, все вокруг него покачивается.