По свидетельству современников, в последние 25 лет жизни всегда религиозно настроенный художник всецело отдался религии. Этому сопутствовало и состояние безнадежности, которые царило в просвещенных кругах. В числе многих интеллигентных людей того времени он поддался мистическим настроениям и вошел в тайную масонскую ложу «Умирающий сфинкс», во главе которой стояли секретарь Академии художеств А.Ф. Лабзин и его друг Н.И. Новиков. Возможно, там Левицкий искал духовного и эмоционального прибежища. Но его тревожные думы не наложили чувства растерянности и разочарования на произведения последних лет. Мастер портретной живописи, посвятивший все свое творчество радостному прославлению человека, остался верен себе до конца жизни и у мольберта молодел душой, проникаясь верой в каждого человека и радость бытия. Сколько мог, он продолжал работать («Портрет молодого человека со сфинксом», начало 1790-х гг.; четыре портрета дочерей Павла I, 1790-е гг.; портрет брата Павла, конец 1790-х гг.; «Портрет молодого человека», 1799 г.; двенадцать неоконченных портретов Владимирских кавалеров, 1800 г.; портреты купцов Билибиных, оба в 1803 г.). Последний холст Левицкого датирован 1812 г. Это портрет младшего брата художника, священника Прокофия. И все… Жесточайший ревматизм и почти полная слепота окончательно сковали творческие силы живописца. Дмитрий Григорьевич Левицкий, с чьим именем связана слава и гордость отечественной культуры и высочайшие достижения русской школы живописи, скончался 7 апреля 1822 г. Его уход был оплакан только семьей, и запись в церковной книге стала единственным откликом об ушедшем из жизни и быстро забытом современниками художнике. Но по-прежнему сказочными жемчужинами вспыхивают портреты «смолянок», сочными светотеневыми эффектами поражает «Портрет священника» (1779 г.), сверкают парадные мундиры и бальные платья, не затмевая своим блеском истинного героя искусства Левицкого – реального человека.
Лентулов Аристарх Васильевич
(род. в 1882 г. – ум. в 1943 г.)
«Моя страсть к солнцу и яркому свету сопутствовала мне, что называется, с рождения», – признавался «балаганный богатырь» русской живописи Аристарх Лентулов – большой, дружелюбный, увлекающийся, музыкально одаренный человек широкой и доброй души. Друзья в шутку называли его Ярилой за необычайную солнечность его картин. Это он, веселый и затейливый, в первомайские праздники разрисовал Охотный ряд ослепительными завитками и зигзагами, а в Октябрьскую годовщину выкрасил деревья аллей Театральной площади Москвы в неистово-фиолетовый цвет. Его чудное и озорное искусство «пугало» обывателей. Не успев «приучить» зрителей к постимпрессионизму своей живописи 1910-х гг., Лентулов удивлял их футуристическими опытами, заполнившими 1912-1918 гг., и озадачивал кубистической сюитой 1918-1922 гг. А декоративный натурализм 1923 – 1925 гг. легко менял на декоративную романтику полотен 1925-1929 гг. И наконец, сразил всех наповал лентуловским реализмом последних лет. Надо сказать, что все эти «измы» в интерпретации художника как-то органично и непринужденно сплавились с русским лубком и иконой, вышивкой и игрушкой, и особенно древнерусской архитектурой, ставшей его «коньком» и непреходящей любовью. Многим это давало повод считать Лентулова парадоксальным художником.
Родился Аристарх в семье приходского священника, сосланного в пензенскую глубинку, по семейному преданию, за буйный нрав. Когда мальчику было всего два года, его мать овдовела и, оставшись с четырьмя детьми на руках, перебралась из села Воронье, где жила семья, в Пензу к родственникам. Маленький Аристарх быстро нашел общий язык со своим родным дядькой и проводил дни напролет в барском имении, где тот состоял на службе. Любимой вещицей ребенка стала старинная музыкальная шкатулка, очаровавшая его маленькое сердечко. «Я каждый раз плакал от восторга. А мелодии эти запечатлелись в моей памяти на всю жизнь, – вспоминал многие годы спустя художник. – Какие только картины не рисовались мне под эту музыку. И никогда больше не испытывал я подобного наслаждения от исполнения даже самых лучших музыкантов, какое получал тогда от этой маленькой шкатулки с наполовину истертыми валиками, отчего некоторые ноты проскакивали и не звучали». И, уже будучи сложившимся мастером, он создавал, исправлял и дописывал свои картины под несмолкаемые аккорды – «творил песнями».