Отправной точкой правления Николая I стало 14 декабря 1825 года – день, когда произошло восстание декабристов. Он стал не только испытанием характера нового императора, но и оказал существенное влияние на последующее формирование его мыслей и действий. После смерти императора Александра 119 ноября 1825 года возникла ситуация так называемого междуцарствия. Император умер бездетным, и наследовать трон должен был его средний брат Константин. Но еще в 1823 году Александр подписал тайный манифест, назначавший наследником младшего брата Николая. Кроме Александра, Константина и их матери, об этом знали всего три человека: митрополит Филарет, А. А. Аракчеев и А. Н. Голицын. Сам же Николай вплоть до кончины брата об этом не подозревал, поэтому после его смерти присягнул находившемуся в Варшаве Константину. С этого, по словам В. А. Жуковского, началась трехнедельная «борьба не за власть, а за пожертвование чести и долгу троном». Только 14 декабря, когда Константин подтвердил свой отказ от престола, Николай издал манифест о своем воцарении. Однако к этому времени заговорщики из тайных обществ начали распространять в армии слухи, будто Николай намерен узурпировать права Константина.
Утором 14 декабря Николай ознакомил с завещанием Александра I и с документами об отречении Константина гвардейских генералов и полковников и зачитал манифест о своем восшествии на престол. Все единодушно признали его законным монархом и обязались привести войска к присяге. Уже присягнули Сенат и Синод, но в Московском полку подбиваемые заговорщиками солдаты отказались принести присягу. Произошли даже вооруженные стычки, и полк вышел на Сенатскую площадь, где к нему присоединились часть солдат из лейб-гвардии Гренадерского полка и гвардейский экипаж. Мятеж разгорался. «Сегодня вечером, – говорил Николай I А. X. Бенкендорфу, – может быть, нас обоих не будет на свете, но, по крайней мере, мы умрем, исполнив наш долг». На всякий случай он приказал подготовить экипажи, чтобы увезти в Царское село мать, жену и детей. «Неизвестно, что ожидает нас, – обратился Николай к жене. – Обещай мне проявить мужество и, если придется умереть, умереть с честью».
Желая предотвратить кровопролитие, Николай I с небольшой свитой двинулся к бунтующим. По нему дали залп. Не помогли увещевания ни митрополита Серафима, ни великого князя Михаила. А выстрел декабриста П. Г. Каховского в спину петербургскому генерал-губернатору внес полную ясность: переговорные пути исчерпаны, без картечи не обойтись. «Я император, – позже писал Николай брату, – но какой ценою. Боже мой! Ценою крови моих подданных». Но, если исходить из того, что на самом деле хотели сотворить декабристы с народом и государством, Николай I был прав в решимости быстро подавить бунт. «Я видел, – вспоминал он, – что или должно мне взять на себя пролить кровь некоторых и спасти почти наверно все или, пощадив себя, жертвовать решительно государством». Поначалу у него была мысль – всех простить. Но когда на следствии выяснилось, что выступление декабристов не случайная вспышка, а плод длительного заговора, поставившего своей задачей в первую очередь цареубийство и изменение образа правления, личные порывы отошли на второй план. Последовал суд и наказание по всей строгости закона: 5 человек казнено, 120 отправлено на каторгу. Но ведь и все!
Что бы там ни писали или ни говорили о Николае I, он, как личность, гораздо привлекательнее его «друзей 14-го числа». Ведь некоторые из них (Рылеев и Трубецкой), подбив людей на выступление, сами на площадь не пришли; они собирались уничтожить всю царскую семью, включая женщин и детей. Ведь это у них возникла идея в случае неудачи поджечь столицу и отступать к Москве. Ведь это они собирались (Пестель) установить десятилетнюю диктатуру, отвлечь народ завоевательными войнами, завести 113 тысяч жандармов, что было в 130 раз больше, чем при Николае I.