А потом вдруг хватает за шею, и я начинаю понимать, что это не ласка, что его пальцы сжимаются все сильнее и сильнее, а глаза, такие блестящие любовью всего лишь секунду назад, наливаются кровью и дикой злобой.
Впервые мне снилось, что он меня ненавидит, впервые я видела, как корчится от этой ненависти его лицо. А потом Аднан воткнул мне в сердце нож и со словами:
"Будь ты проклята" — прокрутил его у меня в груди несколько раз. Но я не умерла, я упала на пол и, протягивая к нему окровавленные руки, ползла за ним на коленях.
Проснулась от того, что невыносимо болит в груди и все лицо мокрое от слез. Впервые я обрадовалась, что лучи солнца вырывали меня из пучины сна, в котором был ОН. Я юркнула в ванну — смывать с лица слезы и успокаиваться после пережитого ужаса. Долго смотрела на свое отражение, а у самой пальцы покалывает, и я все еще ощущаю, как по ним моя собственная кровь течет, и в груди больно так, словно там нож продолжает торчать. Умылась холодной водой и вышла на кухню, где Рифат уже варил арабский кофе. Увидев его, немного успокоилась. Ощущение, что сон был явью, ушло.
Приехала моя мама посидеть с Бусей, а мы отвезли Амину в школу. Такой обычный день. Как и всегда… Я иногда думаю о том, что все дни в нашей жизни надо считать особенными, потому что никогда не знаешь, чем они закончатся и кого уже на следующий ты можешь не увидеть. И я не знала… не знала, что до сегодняшнего дня я была все же счастлива, и, наверное, прогневила Бога своим горем и тоской. Я должна была почувствовать, должна была ощутить, что происходит что-то страшное, должна была понять еще несколько дней назад, что казаться много раз одно и тоже не может. Но я все же была беспечной и глупой идиоткой.
Впервые холодные пальцы страха впились мне в сердце, когда Амина не ответила на звонки, даже спустя час после того, как должны были закончиться школьные уроки. Я подумала, что она могла потерять сотовый, могла забыть его где-то. Да и часа достаточно, чтобы дойти домой. Позвонила маме, но и она не ответила мне. Странное чувство — еще нет сильного испуга, еще нет дикой паники, но уже что-то дергается в области сердца, что-то ноет там и мешает нормально дышать. И набираю ее снова и снова. Всех по очереди. Никто не отвечает и… и у меня не остается выбора — я звоню отцу.
— Чего тебе?
Злобный голос с раздражением вместо приветствия, но мне все равно, мне уже страшно и плевать, как он мне отвечает.
— Здравствуй папа, мама тебе звонила?
— На фиг я ей нужен, когда она с твоими вы… отпрысками сидит, она мне не звонит.
— Пап… она мне не отвечает.
— И что? Сериалы, может, свои смотрит. Или дочь твою обмывает. Ты ж нашла себе няньку бесплатную.
— Я час звоню. Час, пап.
— Откуда я знаю, чего не отвечает. Возьми и съезди, если так волнуешься. Я со своими костылями часа три ехать буду.
Да, он прав. Надо ехать.
Надо вызывать такси и ехать. Я отпросилась у ректора и сломя голову бросилась домой. Пока ехала в такси, успокаивала себя, что сейчас приеду, а они все дома. Аминка просто телефон забыла, а у мамы стоит на вибрации. Вот и не слышат. Я накричу на них, я устрою им скандал, а потом мы сядем пить чай… Ведь именно так и будет, да?
Я вбежала в подъезд, не чувствуя холода и ветра, лифт ждала невыносимо долго, пока поднималась, казалось сердце отсчитывает целые года, а не секунды, и дышать все больнее от волнения и вот этой поднимающейся волнами паники. Ничего, я сейчас открою дверь, и они все дома. Да, дома. Я просто паникер и параноик. Все с ними хорошо… с моими родными.
Выскочила из лифта, бросилась к двери и с ужасом повернула ручку — не заперта. Душа заледенела, и застыло все внутри, распарывая мне нервы тонким лезвием жуткого предчувствия. И взгляд скользит по ковру, по валяющемуся на нем одеялу Буси, по одному ботинку Амины. Тяжело дыша, не могу закричать и набираю в легкие больше воздуха, чтобы все же надрывно заорать:
— МАМАААААА, — и не услышать в ответ ни звука, уже понимая и осознавая, что их здесь нет. Никого нет. И я понимаю, что их нет не потому, что они куда-то ушли… их нет, потому что их забрали. Потому что вот это черное и холодное витает в воздухе и не дает мне сделать ни одного вздоха.
Я стою в удушающей тишине, в этой опустевшей квартире, где еще звучит эхо их голосов. Пошатываясь иду в одну комнату, затем в другую. На балкон, распахиваю его настежь и не ощущаю, как ветер врывается в помещение, как опрокидывается на пол хрустальная ваза с цветами, которые подарил Рифат, и вода растекается по ковру. Мне не просто жутко, меня парализовало. Оглушило настолько, что кажется, я не в состоянии сделать ни одного вздоха или шага. Сквозь зверский шум в ушах я слышу, как пиликнул мой сотовый. Автоматически беру его дрожащими пальцами, роняю и падаю на колени, как подкошенная, хватая его снова и поднося к глазам, в которых все расплывается.
"Никакой полиции. Иначе они сдохнут. Все трое. Жди. С тобой свяжутся".