– Если хотите поговорить об Украине, – говорю спокойно и медленно, между словами держу паузу, чтобы они отпечатались в их крошечных мозгах, – то пожалуйста! Говорите! Я никому не могу этого запретить, но вы же не говорите, а орёте друг на друга и просто куда-то в стены. Я вообще вас не слышу, а если и слышу, то не могу разобрать. А я ведь просил вести себя культурно. И прошу снова! Ведите себя достойно, слушайте друг друга и не грубите. А теперь, пожалуйста, продолжайте…
Тишина. Абсолютная. Громовая. Все разом смутились. Ну значит придётся продолжить мне.
– Ты! – я рукой указал на подкаченного парня в белой рубашке. На его руках настолько отчётливо проступают мышцы, что я уверен на все сто, что он учится здесь со спортивной стипендией и попутно представляет академию на соревнованиях. Слишком много лоска. Слишком много взглядов приковано к нему. Он невольный лидер и он не смутился. – Ты осуждал Украинцев и называл их бандерой, если правильно помню…
– Да, всё так. И что?! – он с вызовом смотрит на меня. В воздухе повисло несказанное и ЧЁ?!
– Почему ты осуждаешь их? У тебя есть на то повод?
– То есть вы за всё это бесчинство, что восемь лет уже длится на Украине?!
Все взгляды скрестились на мне. Все ждут.
– Моё мнение не имеет значения, – говорю спокойно, – просто пытаюсь понять, почему так думаешь ты.
– Вот значит как… – в его взгляде и тоне слышится "трус". – Ну тогда мне кажется, что я уже ответил на ваш вопрос.
– Нет, не ответил, или я просто не заметил ответа… повтори его.
– Я осуждаю их за восемь лет терроризма и за те безобразия… что творились с обычными людьми.
– Очень хорошо. Но я только одного понять не могу, про какой терроризм и безобразия ты говоришь? Что там такого происходило?
Мне и правда интересно и свой интерес я не скрываю, ведь я ничего совершенно не знаю.
– Но как же… неужели вы не знаете… да не… все знают про это!
– Нет, я не знаю. Расскажи, очень прошу.
Я сама невинность и интерес. Чистый такой, никакого подвоха. Он замер на миг, что-то думает, что-то пытается сказать.
– Ну как же, там ведь нацисты! – говорит он в конце концов, говорит с обвинением, словно это я нацист.
– Какие нацисты? Какую нацию они представляют? Кого они истребляют и угнетают?
– Ну как же… украинские нацисты… ну, народ они и истребляют…
Он замер. Ага. Кажется, и до него что-то дошло.
– Как это? Украинские нацисты истребляют свой же украинский народ? – задал я ему вопрос, над смыслом которого он только что задумался и сам.
– Они не украинцев убивают, а русских! – подала голос девочка инвалид на коляске в первом ряду, сказала весьма громко, хотя сидит почти прямо передо мной. Хочет, чтобы все её слышали, а не только я.
– Интересно, – продолжаю я. – А откуда ты это знаешь? Откуда информация?
– Из новостей! Там же столько статей! Столько фотографий… вы что, слепой?!
Издевается. Хочет задеть. Спровоцировать хочет… какая хитрая.
– Я давно уже не читаю новостей, от них на душе как-то не спокойно, однако я кое-чего понять не могу… как же это русским журналистам удалось сделать снимки, написать статьи, если на Украине их поджидают нацисты, которые готовы в любой момент, с огромной радость, весь наш русский народ истребить? Да и территория Украины сейчас, насколько знаю, закрыта для посещения всем, кроме военных… как же это так получается, что наши прекрасные журналисты проникли на фронт? Или же их там не было никогда и все их статьи вытянутая из пальца выдумка и ложь?
– Ха… что вы несёте такое?! Есть среди журналистов настоящие герои, которые прорываются на самый фронт, видят всё собственными глазами, снимают фотографии, и всё это с риском для собственной жизни… и вы сейчас назвали их подвиг выдумкой и ложью?! Ну знаете…
– А она дело говорит! – выдал накаченный парень в рубашке.
– Есть среди журналистов и герои! – поддержал их ещё кто-то.
– А также есть и те, кто готов заднице нашему правительству лизать сутки напролёт и за свою жизнь ни слова правды ни написать, только бы заплатили хорошо… – этот издевательский голос неожиданно раздался с задних рядов и исходил от моего коллеги по работе, Сергея.
Подкаченный парень резко обернулся назад и посмотрел на Сергея ужасно озлобленно. Сергей не запаниковал, взглядом ответил вызывающим. Они упёрлись друг в друга, словно к бою готовятся.
Я руки вдруг поднял и неожиданно для всех и самого себя, со всей дури хлопнул в ладоши, да так что ладони отожгло неприятно болью, но хлопок получился громоподобным и прокатился по всей аудитории. Все затихли. Обернули ко мне свои мутные очи.