101 миниатюрный детектив

Военно-судное производство о дуэли поэта с подпоручиком Кавалергардского Его Величества полка бароном Дантесом длилось с 3 по 19 февраля 1837 года. Приступая к своим обязанностям, военная комиссия, состоящая из семи человек, произнесла перед священником Алексеем Зиновьевским следующую клятвенную формулу: «Мы, к настоящему воинскому суду назначенные судьи, клянемся Всемогущим Богом, что мы в сем суде. ни для дружбы или склонности, ни подарков или дачей, ниже страха ради. но токмо едино по челобитию к ответу, по Его Императорского Величества Всемилостивейшего Государя Императора воинским пунктам, правам и уставам приговаривать и осуждать хощем нелицемерно, так как нам ответ дать на Страшном Суде Христове, в чем да поможет нам Он, нелицемерный Судия!»

Присягнув, комиссия взялась за дело. Судебный трибунал затребовал письменное свидетельство о смерти поэта и допрос его убитой горем жены. Допрашивались свидетели и подследственные: двадцатипятилетний Жорж Геккерен-Дантес, приемный сын голландского посланника при российском дворе, полковник Данзас и другие. К делу были приобщены «формулярные списки о службе и достоинстве» Дантеса и Данзаса, говоря современным языком — их служебные характеристики.

После семидневного разбирательства был оглашен такой приговор: «Комиссия военного суда, соображая все вышеизложенное, подтвержденное собственным признанием подсудимого подпоручика барона Геккерена-Дантеса, находит его, как и камер-юнкера Пушкина, виновным в произведении строжайше запрещенного законами поединка, а Геккерена и в причинении пистолетным выстрелом Пушкину раны, от которой он умер, приговорила подсудимого Геккерена за таковое преступное действие по силе 139-го Артикула Воинского сухопутного устава и других приведенных законов повесить, каковому наказанию подлежал бы и подсудимый камер-юнкер Пушкин за написание дерзкого письма министру нидерландского двора и за согласие принять предложенный ему противозаконный вызов на дуэль, но как он уже умер, то осуждение его за смертью прекратить…»

К суровой мере наказания — повешению — был приговорен и секундант поэта — полковник Данзас, несмотря на то что имел боевые ордена и золотую полусаблю с памятной надписью: «За храбрость».

Император Николай I смягчил суровый приговор, заменив повешение разжалованием подсудимых в рядовые. На деле он начертал резолюцию: «Быть посему, но рядового Геккерена, как нерусского подданного, выслать с жандармами за границу, отобрав офицерские патенты.» Проступок же самого камер-юнкера Пушкина, подлежавшего равному с его противником Дантесом наказанию, было всемилостивейше повелено «по случаю его смерти предать забвению».

Так уже умершего и тайно погребенного на кладбище в селе Михайловском А.С. Пушкина судили военным судом и даже определили ему меру наказания. История, однако, вынесла по этому необычному делу иной беспристрастный приговор, надеюсь окончательный.

Золото иеромонаха

В тот морозный день января 1873 года в соборе Александро-Невской лавры шла торжественная служба по случаю столетия со дня рождения видного государственного деятеля России М.М. Сперанского. На торжествах присутствовал царь, а потому и весь официальный Петербург. А в нескольких десятках метров от собора, в двухкомнатной келье монастыря, разворачивались события совсем иного порядка: судебный следователь осматривал труп убитого иеромонаха Иллариона.

Старик вел замкнутый образ жизни. Лишь изредка он приглашал к себе певчих из хора, поил их чаем и задушевно беседовал. В монастыре не обратили внимания на отсутствие отца Иллариона в течение целого дня, но когда он не появился и на день следующий — забеспокоились. На стук никто не отозвался. Монахи открыли дверь и замерли от ужаса. Вскоре прибыл следователь.

Мертвый Илларион лежал посреди прихожей в луже крови. Его горло было в нескольких местах пробито ножом. Иеромонах боролся с убийцей — на лице и руках было множество синяков и порезов. На полу валялись два ножа: кухонный и перочинный с погнутым лезвием. Преступник во время борьбы, видимо, поранил себе руку, так как рясу убитого покрывали кровавые отпечатки пальцев.

Когда-то Илларион плавал на морских судах, побывал во многих странах, и в монастыре знали: у него имелись ценности, в том числе и золотые монеты. Ни у кого не было сомнений, что золото иеромонаха, которое он после своей смерти завещал монастырю, и соблазнило убийцу.

Преступник тщательно обыскал все жилище жертвы. Комод и шкатулка были взломаны. В комоде, под стопкой чистого белья, хранилась сумка с золотыми монетами. Она исчезла. Но основные ценности злоумышленник не нашел. Он не заглянул под газеты, устилавшие дно ящика, а как раз там Илларион прятал процентные бумаги на большую сумму.