Именно эти звуки алчного открытия в ее голосе довели меня до кондиции, и все случилось не совсем одновременно, но через несколько секунд она подняла голову от подушки и утопила лицо в углубление на моем плече. Маленький кулак ударил мне по лопатке раз, второй… а потом раскрылся, словно цветок, распластался ладонью. Она откинулась на подушки. Смотрела на меня ошарашенными, широко раскрытыми глазами, в которых читалось немного робкое выражение.
— Я кончила, — произнесла она.
— Я заметил.
— Мать мне говорила, что у женщин этого не бывает, только у мужчин. Она говорила, что женский оргазм — это миф. — Ее сотрясло смехом. — Ой, мой Бог, чего она не познала.
Она поднялась на локте, потом взяла мою руку и положила себе на грудь. Там, под грудью, бухало и бухало ее сердце.
— Скажи-ка мне, мистер Эмерсон, когда мы сможем это повторить?
Когда в бессменный нефтегазовый смог на западе садилось красное солнце, мы с Сэйди сидели на ее крохотном заднем дворе под развесистым, старым орехом пекан[441]
, ели сэндвичи с салатом из курицы и пили чай со льдом. Без кекса, конечно. Кекс был списан на невосполнимые потери.— А тебе не хорошо одевать это…ну, ты понимаешь, эти аптечные штучки?
— Нормально, — сказал я. По-правде нет, и никогда с ними не было хорошо. В большинстве американских товаров между 1961 и 2011 годами значительно улучшилось качество, но поверьте Джейку, эти резинки остались практически такими же самыми. Они имеют более интересные названия и даже вкусовые компоненты (для тех, кто имеет странный вкус), но по сути это тот же самый корсет, которая ты одеваешь себе на член.
— У меня когда-то стояла диафрагма, — сказала она. Столика для пикников не было, и она расстелила одеяло на траве. Теперь она взяла в руки коробку с остатками салата из огурцов и лука и начала щелкать крышкой, открывая ее и закрывая, нервные движения, которые кое-кто назвал бы фрэйдовскими. Включая меня. — Мать дала мне ее за неделю до нашего с Джонни бракосочетания. Она даже рассказала мне, как ее вставлять, хотя при этом не смотрела мне в глаза, а если бы ей на щеки водой капнуть, я уверен, так бы и зашипело. «Не зачинай ребенка в первые восемнадцать месяцев, — сказала она. — Через два года, если сумеешь заставить его подождать. Таким образом, ты сможешь жить на его зарплату, а собственную откладывать».
— Не самый плохой в мире совет. — Я был очень осторожным. Мы вступили на минное поле. Она понимала это не хуже меня.
— Джонни — преподаватель точных дисциплин. Он высокий, хотя и не такой высокий, как ты. Я устала выходить куда-то на люди с мужчинами, ниже, чем я, и, думаю, вот потому и ответила ему «да», когда он впервые меня пригласил. Постепенно, встречаться с ним вошло у меня в привычку. Я его считала приятным, и вдобавок до конца вечера он никогда не выращивал себе пару лишних рук. К тому времени я думала, такие отношения и есть любовь. Я была очень наивной, правда?
Я покачал рукой в жесте «так-сяк».
— Мы познакомились в Университете Южной Джорджии и работу потом себе нашли в одной средней школе в Саванне. Школа общего обучения детей обоих полов, тем не менее, частная. Я почти уверена, что это его папа потянул за кое-какие ниточки, чтобы именно так и случилось. У Клейтонов денег нет — теперь уже нет, хотя когда-то они у них были, — но они все еще имеют высокую репутацию в обществе Саванны. Бедные, но благородные, понимаешь?
Этого я не понимал — вопрос, кто принадлежит к сливкам общины, а кто нет, никогда не возникал во времена моей юности, — но я пробормотал что-то утвердительное. Она очень долго смаковала эту тему, и похожа сейчас была чуть ли не на загипнотизированную.
— Итак, у меня была диафрагма, а как же, была. Держала ее в специальной пластиковой дамской коробочке с розой на крышке. Вот только ни разу ею я не воспользовалась. Возможности не было. В конце концов, выбросила ее в мусорное ведро после очередного облегчения. Это он так это называл, облегчением. Так и говорил обычно: «Я нуждаюсь в облегчении». А потом швабра. Понимаешь?
Решительно ничего я не понимал.
Сэйди засмеялась, и это мне вновь напомнило Айву Темплтон.
— Подожди пару лет, говорила мать! Я могла ждать, хотя
— Что происходило? — я легонько сжал ей плечи. — Он тебя бил? Бил тебя рукояткой швабры? — Существовал также еще и другой вариант применения рукоятки, я читал «Последний поворот на Бруклин»[442]
, но он, очевидно, такого не делал. Она была девственницей, доказательства этого остались на простыне.— Нет, — сказала она. — Швабра была не для битья. Джордж, я не думаю, что смогу дальше об этом говорить. Не теперь. Я чувствую так… ну, не знаю… словно бутылка содовой, которую растрясли. Знаешь, чего я хочу?
Я думал, что знаю, но ради вежливости переспросил.