11.22.63

Когда «Миля за минуту» иссякла до простой двухполосной дороги с латаным асфальтом, я выбрался на штатное шоссе № 7 и милях где-то в двадцати севернее Ньюпорта[156], преодолел холм, увидел Дерри; город возвышался на западном берегу речушки Кендаскиг[157], придавленный сверху тучами дымовых выбросов из неизвестно-скольких бумажных и текстильных фабрик, которые все работали полным ходом. Через центр города тянулась какая-то зеленая артерия. Издалека она была похожа на шрам. Казалось, город по обе стороны этого пояса с рваными краями состоит только из черных и закопченно-серых оттенков, тогда как благодаря дыму, который клубился изо всех тех труб, небо над ним отсвечивало насыщено желтым цветом мочи.

Я проехал мимо несколько торговых палаток, где люди, которые отвечали за товар (или просто торчали при дороге, глядя на проезжающих), были похожи скорее не на мэнских фермеров, а на горцев, исчадий инцестуальных браков, из фильма «Спасение»

[158]. Когда я миновал последнюю из них «ПРИДОРОЖНУЮ ПАЛАТКУ БАВЕРСА», из-за пирамиды ящиков с помидорами выскочил большой безродный пес, и погнался за мной, приходя в неистовство, кусая задние колеса «Санлайнера». Похож он был на какого-то уродца из-под бульдога. Прежде чем пес исчез из моего вида, я успел увидеть, как какая-то костлявая женщина в комбинезоне догнала его и начала дубасить обломком доски.

Тут родился и вырос Гарри Даннинг, а я возненавидел этот город с первого взгляда. Без каких-то конкретных причин; просто возненавидел и все. Расположенный в низине между тремя крутыми холмами, центральный торговый квартал поражал плачевностью, а еще он навевал клаустрофобию. Мой вишнево-красный «Форд» оказался едва ли не самой яркой вещью на этой улице; мятущимся (и нежелательным, судя по большинству взглядов, которые он вызвал) всплеском цвета среди черных «Плимутов», коричневых «Шевроле» и задрыпанных пикапов. Через центр города протекал канал, заполненный черной водой почти до краев своих отороченных мхом бетонных подпорных стен.

Место для стоянки я нашел на Канал-стрит. Одного никеля, вброшенного в счетчик, хватило на приобретение свободного часа, который я собирался израсходовать на покупки. Я забыл купить себе шляпу в Лисбон-Фолсе, но тут, миновав пару-тройку витрин, я увидел заведение, которое носило название «Деррийская Одежда и Аксессуары. Самая элегантная галантерея в Центральном Мэне». Я сомневался, чтобы в этом краю Дерри существовала хоть какая-то конкуренция.

Машину я поставил перед аптекой и задержался, чтобы прочитать объявление в ее витрине. В определенном смысле оно подытоживало мои собственные впечатления от Дерри — злая недоверчивость, атмосфера едва сдерживаемого насилия — лучше, чем что-нибудь другое, хотя я прожил там почти два месяца и набрался отвращения абсолютно ко всему (вероятно, за исключением нескольких человек, с которыми мне повезло познакомиться) с ним связанному. Там было написано:

КРАЖА — ЭТО НЕ «ФИНТ», НЕ «ВЫБРЫК», НЕ «РОЗЫГРЫШ»!

МЕЛКАЯ МАГАЗИННАЯ КРАЖА — ЭТО НАСТОЯЩЕЕ ПРЕСТУПЛЕНИЕ,

ЗА КОТОРОЕ СЛЕДУЕТ НАКАЗАНИЕ!

НОРБЕРТ КИН

ХОЗЯИН И МЕНЕДЖЕР

А худой мужчина в очках и белом халате, который смотрел на меня, почти наверняка и был этим самым мистером Кином. Выражение его лица отнюдь не призывало: «Заходи, незнакомец, присмотрись и купи что-нибудь, а то и выпей крем-соды».

Эти его жесткие глаза и губы с опущенными книзу углами говорили: «Убирайся прочь, здесь ничего нет для таких, как ты». Отчасти я думал, что сам себе выдумал это; в целом же был уверен, что нет. Ради эксперимента я поднял руку в приветственном жесте.

Мужчина в белом халате мне в ответ и пальцем не пошевелил.

Я осознавал, что канал, который я видел, должен течь прямо под этим так оригинально утопленным в низине центром города, и я сейчас стою прямо над ним. Я чувствовал, как у меня под подошвами шумит скрытая под тротуаром вода. Ощущение было довольно неприятным, казалось, что этот небольшой кусочек мира полностью отощал.

В витрине магазина «Деррийская Одежда и Аксессуары» стоял мужской манекен в смокинге. В одном из его глаз торчал монокль, а в одной из пластмассовых рук он держал школьный вымпел. На вымпеле была надпись: ТИГРЫ ДЕРРИ ПРИБЬЮТ БАНГОРСКИХ БАРАНОВ! Хоть я считал себя почитателем школьного духа патриотизма, этот лозунг мне показался чересчур уж «безбашенным». Ладно бы побили «Бангорских Баранов»[159] — но прибить?

«Просто образное выражение», — проговорил я себе и вошел вовнутрь.