11 лжецов [litres]

Я снова качаю головой:

– Не стоит.

– Почему? Мне кажется, она хочет помочь.

– Я ей не доверяю, – отвечаю я. – Если бригада судебных экспертов не нашла нож, значит, его нашел кто-то другой. В ночь пожара единственным человеком, кто знал о ноже, была Карен Кук.

Глава 46

– Это все-таки натяжка, – говорит Дэни. – В прошлом у нас с ней бывали конфликты, и мне не нравится, как она ведет себя на работе, но она хороший полицейский.

– По какой-то причине кто-то хотел избавиться от ножа.

– Откуда мы знаем, что это Карен?

– А откуда мы знаем, что это не она?

Я улыбаюсь и спрашиваю Дэни, участвует ли она в понедельник в реконструкции.

– Это важно для Мэта. Я ищу, как помочь ему вернуть себе прежнюю жизнь, которую он так любил.

Я тянусь через стол и беру Дэни за руку:

– Это я понимаю, но где во всем этом ты сама?

– На данный момент, Бен, это и есть я сама, – отвечает она и убирает свою руку. По ее тону ясно, что она не хочет это обсуждать.

Официант подходит убрать со стола.

Я откидываюсь на спинку стула.

– Вчера днем я поднимался на Хадли-Хилл, взглянуть на твой старый дом.

– Это не совсем мой старый дом. После пожара его полностью перестроили.

– Ты больше туда не возвращалась?

Дэни качает головой:

– Думаю, папе было слишком тяжело жить с воспоминаниями о маме. Ему нравился Хадли, но он не мог там оставаться. Мне было пять, когда мы переехали в Клапем.

– Я встретил женщину, которая живет по соседству, – говорю я. – Она, кажется, жила там тогда же, когда и вы.

– Я ее не помню, – отвечает Дэни, отодвигая назад стул.

– Может, как раз эта соседка помогла вам выбраться из огня? Она жила рядом.

– Может, и она – папа никогда об этом не говорил. – Дэни встает и отходит к барной стойке. – Я заказала тебе еще кофе, – возвращаясь, говорит она.

– После переезда в Клапем вы с отцом всегда жили вдвоем?

Дэни кивает:

– Я ждала, что мама вернется домой, но так и не дождалась. Я часто ставила на стол лишнюю тарелку и говорила папе, что это для мамы. В конце концов, я думаю, ему было проще ничего не менять.

– Прости.

– За что? Мы с ним делили память о маме, делали ее реальной. Она была для него всем, и она так меня любила.

Невыносимо видеть, как непоколебимо Дэни верит в то, что мне рассказывает. Я меньше всего хочу копаться в ее детских воспоминаниях, но, если я должен выяснить, кто убил Анжелу Каш, боюсь, другого выхода у меня нет.

– У вас с папой, наверное, скопились и свои приятные воспоминания?

– Полиция. Вот что нас связывало: полиция и память о маме. Даже когда я стала старше, многое из того, что мы делали вместе, было связано с мамой – посещение кладбища, ее дни рождения, рождественские традиции, поездки раз в год в недельный отпуск в прибрежный городок.

– Что за городок? – улыбаюсь я.

– Местечко называется Файли, на побережье Йоркшира. Мама открыла его давно и предложила папе туда съездить. Мне не было и трех лет, когда мы поехали туда впервые. Место было совсем не модное, но нам там нравилось.

– И вы продолжали возвращаться туда с папой?

– Да, все последующие двадцать лет. Ели на набережной рыбу с картошкой фри, гуляли вдоль скал и каждый год брали напрокат катамаран. У меня даже была фотография нас троих: мама держит меня на руках, я ем мороженое, а папа крутит педали. Она сгорела во время пожара.

Я понимаю, насколько важна для Дэни эта связь.

– Ты столько потеряла…

– У меня остались воспоминания.

Официант возвращается с горячим кофе. Я потихоньку пью и не могу отогнать от себя простую мысль: все, что Дэни известно о матери, она узнала от отца. Ее воспоминания могут быть искажены, а то и созданы отцом с нуля. Джек Каш хотел, чтобы она любила Анжелу, чтобы между матерью и дочерью существовала связь, но была ли эта связь на самом деле?

Крепко держа чашку в руках, я подаюсь вперед.

– Помню, в детстве мы с семьей ездили в лабиринт в Хэмптон-Корт, – говорю я. – Мы с Ником и родители. У меня все лицо было в мороженом, по рукам стекало аж до локтей. Я бегал по лабиринту, но упал и ободрал колено. Немного кровоточило, но ничего серьезного. Я чуть не заплакал, когда мама протирала ссадину, но все же сдержался. Забрался обратно в коляску, и мы с мамой устроили гонку с папой и Ником до середины лабиринта. Мы выиграли, и мама тогда так крепко обняла меня, что я до сих пор как будто чувствую на себе ее руки.

Дэни наклоняется вперед, и наши руки соединяются.

– Это прекрасное воспоминание.

– Моей маме нравилась эта история, – продолжаю я. – Нам нечасто выпадали такие дни, когда мы все были вместе и счастливы. Мне тогда не исполнилось даже двух лет, но кажется, что я помню это так, словно это было вчера. Но это были ее воспоминания.

Дэни откидывается на спинку стула и закрывает лицо руками. Я смотрю на нее и вспоминаю, что Памела говорила мне о своем муже. Ради своей дочери Джинни она могла сделать Томаса кем угодно. Я начинаю понимать, что именно это Джек Каш сделал с Анжелой.

Глава 47