11 лжецов [litres]

Мы обе упали на пол. Я помню пронзительную боль в затылке. Я пыталась подняться, но Анжела навалилась на меня сверху. От нее жутко воняло. Я была в ужасе. Она ударила меня еще раз, а потом рухнула и прижалась ко мне своей пьяной рожей.

“Крадешь моего ребенка, потому что не сможешь иметь своих? – выплюнула она мне в лицо, а потом злобно добавила: – Меня от тебя блевать тянет. Спишь с родным братом”.

Глава 84

Тишину в комнате нарушает лишь потрескивание горящих дров. Джинни смотрит на Люка, но тот все так же устремлен взглядом на пламя. Она кутается в плед, а я жду. Она поворачивается ко мне:

– Анжела начала истерически, как одержимая, смеяться. Закричала: “Ты что, не знаешь, что у вас с Люком один отец? Ты что, не знаешь, что твой отец – преподобный Уизерс? Ты что, не знаешь, что спишь с родным братом?”

Я разозлилась. Скинула ее с себя и прижала к полу. Я ничего не соображала, только слышала ее мерзкий смех, ее издевательства. Это длилось и длилось, пока я не схватила ее за волосы. И не ударила об пол головой. Потом еще раз. И еще, и еще. И тогда наступила тишина.

Люк отходит от камина и садится рядом с Джинни на подлокотник дивана.

– Я вернулся минут через пять, – говорит он. – Мы позвонили Памеле, и она поговорила с Джеком. Той ночью она сказала нам правду – биологическим отцом Джинни был не Томас, а Эдриан Уизерс.

Мы с Джеком придумали, как спрятать тело Анжелы в клубе. И перевезли его той же ночью. Рано утром Джинни уехала из Хадли. Я остался на пару недель, чтобы закончить стройку, а потом тоже уехал – вроде как поссорился с отцом, хотя как раз это устроить было легче всего.

– А с ним вы не говорили? – спрашиваю я.

– Я еле выдержал те две недели в его доме. Мы поняли, что единственный безопасный вариант – это исчезнуть без следа. Начни я с ним разбираться – как бы я его ни презирал – это поставило бы нас под угрозу.

– Как вы убедили Джека пойти на это?

– Он любил Памелу и страдал от того, что случилось с ее семьей. Да и с его тоже. Думаю, он находил отдушину, обвиняя во всем наркотики и дилеров, за которыми гонялся всю жизнь.

– Семья Бакстеров?

– В ту ночь мы о них не говорили, но да.

Люк и Джинни смотрят на меня. Я вижу в их глазах давнюю скорбь. Я понимаю, чего они от меня хотят. Они хотят, чтобы я сохранил их секрет.

– За все эти годы я ни разу не была в Хадли. Мы с Люком оставались близки, и пять лет назад, когда у меня обнаружили рак, я переехала сюда, – говорит Джинни. – Я не видела мать больше двадцати лет.

– Я уверен, вам обеим это далось нелегко, – отвечаю я.

– Так и есть.

– Но чем бы вы это ни оправдывали и что бы ни думали об Анжеле, вы убили женщину.

– Да, и если на небесах есть суд, то пусть он меня судит. Но я за все заплатила сполна.

Я смотрю на Джинни. Она очень плоха. Сомневаюсь, что она протянет больше двух-трех недель. Я не могу не думать о том, чего бы хотела от меня Памела.

– Мне повезло, что я столько лет провела с Люком, – говорит Джинни, – но я потеряла свой дом и потеряла связь с мамой. Я не хочу, чтобы она страдала еще больше.

Она смотрит на Люка, а потом говорит мне:

– Когда меня не станет, расскажите всем правду.

Я молчу. Памела призналась в убийстве с единственной целью – защитить свою дочь. Кто я такой, чтобы осуждать это ее желание? Сомневаюсь, что она поступила бы иначе, будь у Джинни впереди еще два месяца, или два года, или даже больше. Если я предприму что-то прямо сейчас, это будет против воли Памелы.

Я открываю сумку, лежащую у меня на коленях, достаю оттуда аккуратно сложенный флаг и кладу на пол пустую сумку. Джинни хватает ртом воздух и утирает слезы. Я встаю перед ней и вкладываю флаг ей в руки. Она прижимает его к лицу.

Больше мне нечего сказать, и я покидаю комнату. И слышу, как Джинни тихо шепчет мне вслед:

– Спасибо.

Я стою один в небольшом коридоре в доме Люка и Джинни. Джинни убила женщину. А Люк, Памела и Джек помогли ей это скрыть.

“Как журналисты, мы все делаем выбор”.

У меня в голове звучат слова, которые Сэм сказал мне в Соузволде.

Я могу придержать правду. Я уже успел узнать, что зло принимает очень разные формы. Хорошие люди делают плохие вещи.

У меня за спиной открывается дверь. Это Люк. Мы вместе выходим на улицу.

– Мне жаль, что вам пришлось столько испытать, – говорю я. – Вам и вашим родным. Вам, наверное, будет приятно узнать: полиция заключила, что ваш отец покончил с собой.

Он встречает мой взгляд.

– Это хоть немного утешит мать.

– Надеюсь, – отвечаю я. – Представить себе не могу, что она пережила, когда вы рассказали ей правду. Многолетняя разлука с вами, горе и унижение, которые она терпела от вашего отца, причинившего другим столько боли…

В долине завывает ветер. Люк медленно идет через свой участок.

– После того как мы поссорились на набережной… – начинает он.

– Не рассказывайте. Ваш отец был на колокольне. Возможно, он уже тогда принял решение. Может быть, его наконец-то подтолкнула к этому совесть, а может, страх разоблачения. Но ведь это ваша мать подожгла церковь?

Люк закрывает глаза:

– Она заперла двери…

Он с трудом сглатывает.