11 сентября и другие рассказы

– Ты, – Илья сделал паузу, – ты…

– Я беру компенсацию за Крылья Советов.

– Какие Крылья Советов?

– Ты даже этого не знаешь, деревня, а ещё говоришь, что из Ленинграда.

– Из Москвы, – автоматически поправил Илья.

– Всё равно, одинаковые лохи. Слушай сюда, как говорят у нас в Одессе. До начала русской эмиграции итальянцы выбрасывали куриные крылышки как отходы, но когда увидели, что мы их подбираем, стали их продавать. Сначала за бесценок, потом всё дороже и дороже. А теперь они просто оскорбляют мои патриотические чувства, когда кричат, что продаются Крылья Советов. Ты ведь и сам это слышал. Ну, скажи, слышал?

– Да.

– Так что бери свою долю и скажи спасибо.

– Свою долю возьму, а спасибо говорить не буду, да и в игры эти больше играть не хочу.

– Тогда тебе придётся сумку с продуктами сторожить, а то она мне работать мешает, – сказал Гена, – а пока, раз уж мы всё равно на скамейку сели, давай перекусим. Он достал перочинный нож, сделал сэндвичи, положил их на салфетку и протянул Илье. Потом он посмотрел по сторонам и добавил, – не люблю я всухомятку есть, пойду, сок возьму. Ты какой хочешь?

– Я обойдусь, – ответил Илья, прикидывая свои финансовые возможности.

– Не бойся, говори какой, я угощаю.

– Мне всё равно.

– Подожди.

Гена подошёл к автомату, засунул в отверстие для монет согнутую в виде крюка проволоку, легонько ударил по боковой стенке, выбил банку сока, повертел её в руках, потом таким же образом выбил ещё три банки и, вернувшись к скамейке, поставил их рядом с бутербродами. Получилось у него это так быстро, что никто, кроме Ильи ничего не заметил.

После обеда одессит пошёл на промысел, а Илья лёг на лавочку и положил сумку под голову.

…Разбудил его вопрос Гены:

– Эй, соня, где продукты?

Илья сунул руку под голову, но там были какие-то старые тряпки.

– Украли, – сказал он, садясь и потягиваясь, – это нас Бог наказал.

– Меня наказывать не за что, а если ты такой грешник, то проверь на месте ли у тебя кошелёк.

Илья сунул руку в карман, потом в другой и побледнел.

– У меня там были деньги на весь месяц, Надя меня убьёт.

– Правильно сделает, нечего рот разевать, это тебе не Ленинград, итальянцы работают не хуже наших, с ними надо держать ухо востро.

– Пошёл ты со своими советами.

– Я и ходил, пока ты здесь ушами хлопал, проверял итальянцев на вшивость. Вот, смотри, – он достал кошелёк Ильи и зажал его между большим и указательным пальцем.

– Свинья, – сказал Илья, вырывая кошелёк.

– Ну вот, уж и пошутить нельзя, – ответил Гена, наклоняясь и вытаскивая из-под лавки сумку с продуктами.

– Шути с кем-нибудь другим.

– Ладно, я тебе за причинённое беспокойство кусок сала дам. [47]

Они вошли в метро и сразу же им бросился в глаза невзрачно одетый мужчина со скрипкой в руках.

– Наш человек, – сказал Гена.

– Откуда ты знаешь?

– У него же печать на лбу.

Они подошли к музыканту, но ещё до того как успели с ним заговорить, он положил скрипку на плечо и заиграл. Около него быстро собрались люди и когда толпа была уже достаточно большой, он эффектно закончил пьесу. Слушатели захлопали и стали бросать деньги. Через несколько секунд подошёл поезд и все разошлись.

– Ты не из Одессы? – спросил скрипача Гена.

– Нет.

– У нас тоже есть хорошие исполнители, один даже в «Гамбринусе» играл, Сашкой звали, может слышал?

– Меня тоже Сашей зовут, но я в Москве учился, у профессора Шульмана.

– Надо же, и я у Шульмана учился, – сказал Гена, – тоже профессор в своём роде.

– Может родственник?

– Вряд ли.

– А чем он занимается?

– Он, – Гена сделал неопределённый жест рукой, – он артист оригинального жанра. Специалист высочайшей квалификации. Импровизировал на ходу и зрители никогда не знали, чем закончится очередной его номер. Теперь таких уже не осталось. Впрочем, что я говорю, ты тоже хорошо играл, я бы тебе с удовольствием заплатил, но у меня только 10 миль одной бумажкой.

– Я тебе сдачи дам.

– Давай, – обрадовался Гена, – я положу десять, а возьму шесть, ты не обидишься?

– Можешь даже взять семь.

– А восемь?

– Бери, сколько хочешь.

– Вот этого моему приятелю говорить нельзя, – предостерёг скрипача Илья, внимательно наблюдая за одесситом. Проследить за ним было невозможно и когда они сели в поезд, Илья спросил:

– Сколько ты взял?

– Десять миль.

– Не больше?

– Нет.

– Зачем же надо было дурака валять?

– Хотел человеку удовольствие доставить. Для нас, артистов, деньги – это мелочи, самое главное – признание зрителя. Тебе этого не понять.

– Почему это не понять? Я тоже музыкой занимался, несколько лет с ансамблем выступал.

– Тебе за это платили?

– Конечно.

– А чего же ты здесь теряешься?

– У меня гитары нет.

– Я дам тебе свою.

– У тебя-то она откуда?

– Для дела нужна была, а продать её я не успел, так что возьми, попользуйся.

Илья промолчал.

– Бери, чудак, я чувствую, что базарная часть твоей натуры недоразвита и на рынке ты много не заработаешь, а с гитарой у тебя есть шанс.

Всю дорогу до дома Гена уговаривал Илью, а в Травояниках сам принёс ему гитару.

Илье действительно не хотелось торговать. Да и что он мог выставить на продажу? Грубо размалёванные шкатулки и дешёвую посуду в псевдорусском стиле.