111 симфоний

Мысль о резкой перемене жизни все больше преследовала Чайковского. На это было трудно решиться, тем более, что обстоятельства складывались неблагоприятно. Отец больше не работал. Накопленное состояние, казалось, давало возможность безбедной жизни, но добрый и беспечный, очень доверчивый и не разбиравшийся в людях, старший Чайковский в одночасье лишился всего, приобретенного за долгие годы службы. Помогать сыну он не мог. Тем не менее, все взвесив, Чайковский отказался от налаженной было карьеры и осенью 1861 года, оставив место чиновника, поступил в музыкальные классы при Русском музыкальном обществе. В следующем году он стал учеником только что открытой первой в России Петербургской консерватории. Под руководством профессора Н. Зарембы он изучал гармонию и контрапункт, у основателя и директора консерватории А. Рубинштейна брал уроки инструментовки и сочинения. Занимался он с большим увлечением, раз и навсегда преодолев в себе «обломовщину», в которой признавался родным. Кроме учебных предметов, все время приходилось думать о хлебе насущном. Брать помощь от отца он не мог — того, что осталось, еле хватало на содержание младших братьев. И он не гнушался никакими приработками. Бегал по грошовым урокам, иногда влезал в долги. Однажды даже задумался о месте ночного сторожа на Сенном рынке!

Уже через три года Чайковский — автор нескольких крупных сочинений — сонаты и вариаций для фортепиано, трех симфонических увертюр, струнного квартета. Он окончил консерваторию в 1865 году — в числе первых выпускников — с отличием. Выпускной работой стала кантата «К радости» на стихи Шиллера.

Осенью 1866 года в Москве брат А. Рубинштейна Николай Григорьевич открыл консерваторию. Чайковский был приглашен в нее преподавать гармонию, инструментовку и свободное сочинение. Жить на первое время ему предлагалось в квартире Рубинштейна, находившейся тут же, при консерватории. Таким образом, материальные проблемы решились. Правда, педагогическая нагрузка была очень велика, но оставалось время и для сочинения. Дружески настроенный к молодому композитору «московский Рубинштейн», как его звали в отличие от брата, ввел его в центр художественной жизни Москвы. Чайковский познакомился с Островским, Писемским, выдающимися актерами того времени Садовским, Живокини, Правдиным. «Истинное наслаждение я испытывал здесь два раза в Русском театре; таких актеров, я думаю, нет во всем мире», — писал Чайковский после посещения одного из спектаклей «Дома Островского», каким становился Малый театр. К Островскому его влекло давно — еще на студенческой скамье была написана увертюра к «Грозе».

И первую оперу — «Воевода» — он начал писать на сюжет замечательного русского драматурга.

Постепенно завязываются связи с музыкальным Петербургом. Если раньше отношение к нему Балакиревского кружка, определявшего музыкальные вкусы столицы, было скептическим (один из членов его, Кюи, постоянный рецензент петербургских газет, написал однажды: «Консерваторский композитор г-н Чайковский совсем слаб…»), то постепенно оно меняется к лучшему. Правда, с Кюи отношения так и не наладились, но с остальными членами Могучей кучки, как с легкой руки Стасова стала называться группа петербургских музыкантов, его связывало взаимное уважение, а иногда и приязнь. С Балакиревым Чайковский переписывался, ему посвятил симфоническую фантазию «Фатум», впрочем, жестоко раскритикованную, ему обязан сюжетами увертюры-фантазии «Ромео и Джульетта», симфонии «Манфред». Приезжая в Петербург, Чайковский всегда встречался с музыкантами столицы. Но это было много позднее. А пока он входил в новую жизнь в Москве.

Несмотря на почетное положение профессора консерватории, жалованье его было мизерным. Денег хватало только на самое насущное, и выехать из квартиры Рубинштейна, где он должен был подчиняться распорядку хозяина дома, где постоянно звучала музыка — шли непрерывные занятия со множеством учеников, — не удавалось. Это создавало дополнительные сложности для творчества. Выход музыкант нашел в продолжительных прогулках. Бродя по московским улицам и окрестностям города, он вслушивался в звучащие там песни, обдумывал музыкальные замыслы. Сочинялось в эти первые годы много — он как будто торопился наверстать упущенное. Оперы «Воевода» и «Ундина», Первая симфония, «балакиревские» фантазии — все это плоды первых трех послеконсерваторских лет. Правда, потом композитор жестко пересмотрел свои первые опыты, многое уничтожил.