12 друзей Евы

Я заметила, как Якуб оторвался от чтения. Виктор осторожно пожал мою руку. Уголки его губ дернулись, но всё же он не улыбнулся, и более того, быстро одёрнул руку.

– Если хочешь какую-то книгу, скажи, я найду тебе любую. Любую, какую захочешь. Я знаю здесь все книги, любую могу найти.

Он говорил, согнувшись над какой-то книгой, что схватил со стола. Судорожно перебирая бумагу, его голова то и дело тряслась. Я считала его сумасшедшим, но он был таким …Я не знаю как говорят о таких людях. Жалким? Слишком грубо. Невинным. Именно невинным. Что-то потрепало его в этой жизни, но мне не хотелось сейчас волновать его разговорами, теребить раны. Я не знаю его истории, не знаю, как он справляется, и с чем. Я решила вернуться в комнату. Уходя, я попросила Виктора найти «Цветы для Элджернона» Дениэла Киза. Виктор напомнил мне Чарли Гордона. Такой же, не такой как все. И я решила перечитать это произведение. Я вышла из библиотеки, но услышала голос Якуба.

– Ева.

Он говорил тихо, почти шёпотом.

– Ты куришь? Я знаю место, где можно сделать это, да так чтобы не заметили. Ты со мной?

Не знаю почему, но я кивнула. Лицо ужасно горело, будто я только вышла из бани, а в висках стучала кровь. Что ж такое? Мы прошли через заднюю дверь и оказались в каком-то саду. Его стены были застеклены и покрыты чёрной тонировкой. Горели фонари. Маленькие и большие. Это место показалось сказочным, хотя бы от одного изобилия цветов. Тут было тепло, а дождя, что бил по крыше, почти не было слышно. Приглушённый звук и свет, розы. Множество роз самых ярких оттенков. Скамейка посреди этой красоты. Якуб закрыл дверь на защёлку.

– Сюда никто кроме меня не ходит. Иногда Гжегож заходит, но сегодня его уже точно не будет. Наверное приедет завтра. Ему же нужно увидеться с тобой.

Он вытянул две сигареты и подкурил их. Одну отдал мне. Красный BOND. Не плохо. Мы сели на скамейку. Якуб снял с головы полотенце, его волосы были ещё влажные.

– Я здесь уже одиннадцать лет, поэтому и знаю всё и обо всех.

Я невольно Ахнула.

– Одиннадцать лет? Во сколько ты попал сюда? Я не знала, что этот медицинский центр существует так давно.

– Одиннадцать лет не так много. Ну именно здесь шесть лет, с самого открытия. Мне было пятнадцать, я занимался лёгкой атлетикой. Хотел поступить в московскую школу олимпийского резерва. Сам я из Вроцлава, это в Польше. Я уговаривал родителей отвезти меня в Москву долгие годы, с детства. Я люблю Россию, всегда следил за русскими спортсменами. Да и в крови у меня есть русское, мой дедушка, отец матери, был русским. Ну вот. Наконец, когда мне было пятнадцать, меня отвезли в Москву на просмотр. Ну а дальше, типичная, ну просто банальнейшая ситуация. «У тебя слишком большой вес, мало мышц, приди в форму, и поступишь».

Он молчал, а я обдумывала его слова, и, кажется, начала понимать.

– Я так увлёкся сбросом веса, что когда пришло время поступать, мне было уже не до этого. Я был в больнице, и сколько бы врачей меня не осматривали, все говорили, что я уже не поправлюсь. Началась деградация органов, и они никогда не восстановятся. Более того, все в голос твердили, что и удержать их на одном уровне будет сложно, и, скорее всего, я умру. Меня выписали, но страх смерти не вразумил меня, и я продолжил худеть. Тогда и появился Гжегож. Он взял меня под наблюдение, полгода я пролежал в варшавской клинике, а потом Гжегож уехал в Россию, на переобучение. Я не знаю всех тонкостей, только знаю, что переобучение это связано с психологией. Он открыл здесь практику, и забрал меня с собой, оформив надо мной опеку. Моя мама скончалась, когда я ещё лежал в Варшаве, а отец запил, ему было не до меня. В прошлом году Гжегож был в Польше, сказал, что и отец умер.

Он снова замолчал, и выбросил истлевшую сигарету. Немного погодя закурил вторую.