12 лучших художников Возрождения

Когда мы смотрим на Рафаэля, поражает еще один любопытный факт. Человек прожил неполных 37 лет, человек оставил после себя неимоверное количество работ, живопись большого объема, портреты и, наконец, росписи в Ватикане. При этом Рафаэль очень большое время тратил просто так, как его не тратил Микеланджело. Он принимал участие в папских пирах, в охотах, в развлечениях. У него очень большое количество времени уходило на то, что мы сейчас называем светской жизнью, то есть он не брезговал придворной жизнью ни во Флоренции, ни тем более в Риме. И вместе с тем, когда мы с вами обращаемся к графическому эскизному наследию Рафаэля, оно мизерно, оно ничтожно. Такое впечатление, что в живописи он прямо переходил к стене. Для него подготовительный этап работы — это расчет стены, расчет ее по масштабу, это прикидывание пространственной системы, не более того.

Он работал в живописи, прежде всего, как архитектор, он конструировал живописное пространство, он конструировал форму.

В декабре 2012 года на аукционе «Sotheby’s» был продан рисунок Рафаэля «Голова молодого апостола» к картине «Преображение». Цена составила 29,7 миллиона фунтов стерлингов (47,9 миллиона долларов), вдвое превысив стартовую. Это рекордная сумма для графических работ.

Когда европейское искусство пришло к следующему этапу, после XVII века, живописцы потеряли связь с монументальным мышлением и с пространственно-архитектурной средой, что сильнее всего ударило по XIX веку. Когда перед художниками XIX века встали те же проблемы, которые заставляли их переходить к многофигурным композициям, сложно организованным в пространстве (как, скажем, картина Александра Иванова «Явление Христа народу», или картина Сурикова «Боярыня Морозова», или творчество Делакруа), то вот тут-то они и почувствовали свою беспомощность, вот здесь они и начали осыпаться, и начался погонный километр этюдной работы. Когда вы входите в зал Сурикова, где висит «Боярыня Морозова», и представляете объем подготовительных работ, вы понимаете, что жизнь человека ушла на эти работы. А потом, в итоге, работы закончены, а сани не едут. Это же трагедия, когда художнику на готовую картину нужно метр холста надставлять, потому что не происходит главного — не едут сани…

Потому что мышление шло отдельными фигурами, они не решали сначала идею, как решал ее Рафаэль. У них происходил очень большой отрыв от системы психологического и художественного сознания Ренессанса, они потеряли этот главный и основной навык. Вот почему Рафаэль всегда для всех художников остается абсолютным примером. Это нужно, чтобы пережить XIX век, чтобы искусство снова вернулось к этому синтезу, потому что чувствуется, что на протяжении трехсот лет этот синтез был потерян, связь была потеряна, а у Рафаэля она была в совершенстве.

Но на примере творчества Рафаэля мы можем видеть и другое очень интересное явление — это распад неоплатонизма, его разрушение, расслоение. «Мадонна Альба» является своеобразной вершиной его творчества, потому что это вершина и философского сознания Ренессанса. Потом началось расслоение этого ренессансного неоплатонизма, который лежал в основе политического и философского сознания.

Это опять-таки сказалось на творчестве Рафаэля. Если душу человека ведут четыре коня, то душа Рафаэля была растащена: два коня понеслись в одну сторону, а два — в другую. Его разорвало на две части. Его художественный синтез лопнул, лопнул и растащил его душу на два коня в одну сторону и два коня в другую сторону. Вероятно, это и была причина смерти Рафаэля, а не что-либо другое.

Что произошло? Рафаэль в 1517 году написал свой общепризнанный шедевр, шедевр мирового искусства — «Сикстинскую мадонну». Мадонны Рафаэля и «Мадонна Альба», в частности, сидят на земле, а Сикстинская мадонна существует в облаках, она спускается, и она не есть суть, как «Мадонна Альба» или «Мадонна в кресле», а она есть явление. Это образ, который возвращается к религиозно-христианскому пониманию образа Богоматери, а не к тому, которое существует в новой религии Ренессанса — Венера-Урания и Венера-Афродита. Здесь делается уже очень резкий крен в одну сторону, он возвращается к этому образу, его религиозной функции и трактует его через эти раскрытые занавески, через папу Сикста, через Варвару, потупившую очи долу — это есть образ расслоения. Варвара — это понятие земного, а она — понятие божественное. Божественному младенцу противопоставлен нижний ряд — ангелы и амуры. То есть здесь он действительно сделал очень резкий бросок в сторону христианского начала, раскрывая его.