12 правил жизни: противоядие от хаоса

Поначалу, только оказавшись в раю, Адам и Ева не кажутся особо сознательными, и уж тем более застенчивыми. Как утверждается в истории, прародители были голыми, но не испытывали стыда. Такая формулировка предполагает, во-первых, что это совершенно естественно и нормально для людей — стыдиться собственной наготы, иначе об ее отсутствии ничего не пришлось бы говорить, и, во-вторых, хорошо это или плохо, но с нашими прародителями было что-то не так. Бывают, конечно, исключения

Или, по другой версии, он разделил доселе андрогинное создание на две части — мужскую и женскую. Согласно этой линии мышления, Христос, «второй Адам», это также изначальный Человек, еще не разделившийся на два пола. Символическое значение этого акта должно быть понятно тем, кто последовательно следил за моими рассуждениями до сих пор. вроде эксгибиционистов, но в целом единственные, кто сейчас не устыдился бы своей наготы в общественном месте, — это те, кому еще нет трех лет. Весьма распространенный кошмар — внезапно оказаться голым на сцене перед толпой.

В третьей главе Книги Бытия появляется змей, причем сначала, кажется, змей на ножках. Одному Богу известно, зачем он впустил или сам поместил подобное создание в сад. Я долго бился над разгадкой. Кажется, это отчасти рефлексия на тему дихотомии порядка и хаоса, характеризующая весь накопленный опыт, при этом Рай служит обитаемым порядком, а змей играет роль хаоса. То есть змей в Эдеме значит то же самое, что черная точка на стороне ян в даосском символе совокупности, — таким образом возможность неизвестного, революционного внезапно проявляет себя там, где все выглядит спокойным.

Кажется попросту невозможным, даже для самого Бога, сделать ограниченное пространство полностью защищенным от всего внешнего — только не в реальности с ее необходимыми границами, окруженными трансцендентным. То, что снаружи, — хаос — всегда проползает внутрь, потому что ничто не может быть полностью ограждено от остальной реальности. Значит, даже самое безопасное пространство неизбежно таит в себе змею.

Настоящие, обычные змеи всегда обитали в траве и на деревьях в нашем изначальном раю — в Африке⁴⁶. Даже если бы их всех каким-то непостижимым образом изгнал оттуда некий первобытный Святой Георгий, змеи остались бы жить в форме наших первобытных конкурентов, действующих как враги (по крайней мере с нашей ограниченной, внутригрупповой, завязанной на кровном родстве точки зрения). В конце концов, недостатка в конфликтах и войнах между нашими предками, жившими в племенах или как-то иначе, не было⁴⁷

.

Да даже если бы мы победили всех змей, что осаждают нас со стороны и в обличье рептилий, и в человеческом обличье, мы все равно не были бы в безопасности. Мы и сейчас не в безопасности. В конце концов, мы видели врага, и он — это мы. Змей обитает в каждой душе. Насколько я могу судить, это и есть причина странного христианского утверждения, наиболее четко выраженного Джоном Мильтоном, что змей в саду Эдема был также самим Сатаной, воплощенным духом зла. Важность этой символической и столь блестящей идентификации трудно переоценить. Именно через такие тысячелетние упражнения в воображении и развилась идея абстрактных моральных концепций со всеми вытекающими. Неосознанная нами работа была направлена на идею Добра и Зла и на их окружение — на метафору, подобную сну.

Хуже всех возможных змей — извечная человеческая склонность ко злу. Хуже всех возможных змей эта психологическая, духовная, личная, внутренняя склонность. Никакие стены, даже самые крепкие, ее не сдержат. Даже если бы существовала крепость, достаточно мощная, чтобы удерживать все плохое снаружи, плохое все равно немедленно появилось бы внутри. Как считал великий русский писатель Александр Солженицын, линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека⁴⁸.