Все настолько сложно, что и не представить. Все затронуто, все взаимосвязано. Мы воспринимаем очень узкий срез причинно-следственной матрицы, хоть и стараемся изо всех сил избежать осознания этой узости. Но тонкий верхний слой достаточного восприятия трескается, когда нечто важное дает сбой. Ужасающая неадекватность наших чувств проявляет себя. Все, чем мы дорожим, рассыпается в пыль. Мы замерзаем. Мы обращаемся в камень. Что мы тогда видим? Куда можем смотреть, если именно того, что мы видим, оказалось недостаточно?
Что мы видим, когда не знаем, на что смотрим?
Чем является мир после обрушения башен-близнецов? Что от него осталось? Осталось ли вообще хоть что-то? Что за жуткое чудовище поднимается с руин, когда невидимые столбы, поддерживающие мировую финансовую систему, качаются и рушатся? Что мы видим, когда нас сметает пламенным вихрем национал-социалистического митинга? Что видим, прячась от кровавой резни в Руанде? Что мы видим, когда не можем понять, что с нами происходит, не можем определить, где мы, не знаем больше, кто мы и что нас окружает? Чего мы
То, что мы воспринимаем, когда все рушится, – это не сцена и не декорации привычного порядка. Это вечное водянистое
Явление – спасение. Это внезапное возникновение из неизвестности доселе неизвестного феномена (от греческого
Когда все вокруг рушится, наше восприятие исчезает, и мы действуем. Древние рефлексы, которым уже более сотни миллионов лет, автоматические и достаточные, защищают нас в страшные моменты, когда не только мысль, но и само восприятие терпит крах. При таких обстоятельствах наши тела готовят себя к любым возможностям163
. Прежде всего, мы мерзнем. Тогда рефлексы переходят в эмоцию, на следующий этап восприятия. Это что-то пугающее? Или что-то полезное? Надо ли с этим бороться? Или игнорировать? Как мы это определим и когда? Мы не знаем. Теперь мы находимся в затратном и требовательном состоянии готовности. Наши тела затоплены кортизолом и адреналином. Наши сердца бьются быстрее. Наше дыхание ускоряется. Мы с болью осознаем, что чувство компетентности и полноты исчезло, что это был лишь сон. Мы прибегаем к физическим и психологическим ресурсам, аккуратно припасенным только на этот момент, если нам вообще повезло таковые ресурсы иметь. Мы готовимся к худшему. Или к лучшему. Мы яростно вжимаем педаль газа в пол и одновременно бьем по тормозам. Мы кричим или смеемся. Мы испытываем отвращение или страх. Мы плачем. А потом начинаем разбирать хаос по частям.И вот обманутая жена, страшно выбитая из колеи, чувствует необходимость поведать обо всем самой себе, сестре, лучшей подруге, незнакомцу в автобусе или отступает в тишину и одержимо размышляет, пока не приходит все к тому же самому.