12 ульев, или Легенда о Тампуке

— У вас, голубчик, обычный геморрой! — решив не обращать внимания на хамские выкрики, ответил Леонид Михайлович. — Причем мастерски излеченный профессором Файнбергом. — Он снова стал спокоен и вальяжен, втолковывая прописные истины матерому авторитету, как нашкодившему мальчишке. — Вам специально вводили препараты, вызывающие кровотечение. Зачем — покажет обследование. Возможно, причина найдется. Не исключаю возможности, что диагноз опухоли вы себе придумали сами...

Бахур еще что-то говорил, важно надувая щеки, но Паук его не слышал. Все неувязки и странности вдруг обрели объяснение. Перед глазами появилось породистое лицо Мозга с постной миной. Вкрадчивый голос елейно сказал: «Все мы не вечны, папа. Такой рак, к сожалению, неизлечим». Он даже не обратил внимания на неосмотрительно брошенное «голубчик».

— Найдется причина, найдется! — тихо и страшно сказал авторитет, осознав со всей ясностью, что откопает ее из-под земли. — А, скорее всего, и искать не надо — сама придет. Точно, рака нет? Отвечаешь за базар?

Он посмотрел в глаза доктору. Уклониться от этого тяжелого пронзительного взгляда было невозможно. За те деньги, которые Леонид Михайлович получал в «Панацее», он не только отвечал за любое свое слово, но и мог это сделать на языке, доступном пониманию клиента:

— В натуре! — донеслось из-под маски.

Вокруг пупка необычного больного была выколота паутина, и сейчас крупные капли пота блестели на ней обильной утренней росой. От нервной дрожи живот колыхался. Казалось, будто паутина шевелится, предвещая появление хозяина, вышедшего на охоту. Медсестра торопливо прикрыла Владимира Сергеевича простыней. Ей почему-то стало не по себе.

Оказавшись в палате, Теньков недоверчиво полез пальцем под огромный «памперс», прилепленный к ягодицам. Когда Паук добрался до больного места, глаза его округлились. Виноградные гроздья исчезли! Не было ни боли, ни жжения. Он выдернул руку и уставился на нее, как на восьмое чудо света — никаких следов крови! Паук застыл на кровати с идиотской улыбкой. Ему подарили жизнь, казалось, уже безвозвратно потерянную. По большому счету, прожитую напрасно, без друзей и подруг.

Вернувшийся с перевязки Мананга застал его в состоянии отрешенного блаженства.

— Как уаше доровье? — в очередной раз прозвучавший вопрос впервые получил искренний и жизнерадостный ответ.

— Ништяк! — Паук повернул голову набок и залихватски подмигнул. — Сечешь, Мишка?!

Нигериец сек не сильно, поэтому понадобилось минут двадцать оживленной пантомимы и жестикуляции. В конце концов, кровник пахана, бесповоротно ставший честным фраером, сказал без акцента:

— Секу, Паук!

Глава 18

ВСЕХ ОТСЛЕДИМ — И В РАПОРТ!

Профессору не спалось. Пожалуй, за всю свою непростую жизнь Файнберг не испытал столько необычных ощущений, сколько выпало на его долю за последние два дня. Не в силах решить, как ко всему этому относиться, Файнберг попытался прибегнуть к испытанному русскому способу и сам себе сказал: «Пьяный был, что с пьяного возьмешь?» Не успокоило.

Во-первых, фраза никак не оправдывала трупов на квартире соседки. Во-вторых, судя по виду охранников у палаты Мананги, за напарницей еще минимум две черепно-мозговых травмы. В-третьих, похищение человека, пусть даже с оздоровительной целью, не самое лучшее деяние, в смысле уголовной процессуальности.

Профессор засунул голову под подушку. Неизвестно откуда появившееся тягостное чувство вины, свойственное всем интеллигентным людям, на этот раз имело под собой более чем реальную почву. Файнберг сел и зло откинул в сторону одеяло, казавшееся сегодня недостаточно теплым, слишком тяжелым и коротким. Ноги не сразу попали в тапочки, отчего жизнь стала вконец невыносимой. По пути в кухню он споткнулся о мешок с окровавленными вещами соседки. В мозгу сразу мерзко всплыли далеко не самые ободряющие слова — «вещественные доказательства».

Спасительный валокордин медленно, капля за каплей, покидал свой коричневый флакончик, продолжая пытку, словно садист-психотерапевт. Телефонный звонок остановил процесс на пятьдесят четвертой «слезинке».

— Так и знала, что ты не спишь, — бодрый голос словно радовался этому обстоятельству.

— А я, как «на дело» схожу, всегда плохо сплю, — буркнул Файнберг.

— Да? А я — нормально. — Совершенно серьезно ответили в трубке. — Но сейчас еще только половина первого. Для меня — рановато. Я вот что думаю, у меня в квартире тебя не было. В больнице — охранников тоже я «работала». Так что, пока все чисто. Ты — настоящий секретный агент, работающий под прикрытием. Причем под моим.

Файнбергу вдруг стало стыдно. Виктория Борисовна словно читала его мысли. С трубкой в руках он подошел к мойке и выплеснул лекарство.

— Чего молчишь? Але-е-о?

— Даже не знаю, что тебе сказать, — старый хирург был сам себе противен.

Подруга откровенно брала все на себя. И, что самое ужасное, после этих слов ему стало легче.