12 ульев, или Легенда о Тампуке

— Обманул ты меня, Петр Трофимович. Человек, которым ты нас на днях пугал, полный лох. Это я тебе говорю. Так что, Петр Трофимович, суй в рот таблетку — снова будем фотографию смотреть.

Медленно, щадя слабые нервы старика, Жернавков полез в карман за снимком. Тот еще раз с мольбой посмотрел на особиста и понял, что пощады не будет. Он суетливо зашарил обеими руками по тумбочке в поисках очков и лекарства. Владимир Федорович приблизил фото к лицу старого кадровика, ткнул пальцем в лицо Файнберга и медленно сказал:

— Этот человек — лох.

Иванов непонимающе поднял глаза, тряхнул седыми волосами и с любопытством уставился на снимок. Через минуту он утвердительно кивнул:

— Согласен. Судя по лицу, в нашем деле — полный ноль.

Настала очередь удивляться Жернавкову. Теперь он уперся глазами в квадратик фотобумаги.

— Ну и какого хрена ты меня лохами пугаешь? Мне не до шуток — я на работе. Осмелюсь напомнить, ты за свои дебильные шутки тысячу баксов запросил.

— Какие могут быть шутки, Володя. Я не знаю, кто это. А Витя-Хана — вот ОНА! — Желтый прокуренный ноготь остановился в сантиметре от снимка, как будто его могли откусить.

Жернавков хотел что-то сказать, раскрыл рот но, видимо, передумал. Он так и остался стоять, вглядываясь в лицо старушки, стоящей на заднем плане.

— Дурь!

— Сам дурак, — буркнул Иванов и отвернулся.

Жернавков еще немного постоял у кровати больного старика, потом тихо сказал:

— Больше не побеспокою. Обещаю, — и вышел.

Соседи по палате возвращались по одному. Они пугливо заходили и тихо ложились на свои койки. Последним зашел толстяк. Он подошел к кровати Иванова и сказал:

— Извини, братишка, не признал. Хочешь на мою койку?

Иванов резким движением откинул одеяло и воткнул ноги в тапки. Посмотрев на кровать с мокрым пятном на матрасе, Петр Трофимович заорал соседу в самое ухо:

— Пошел в жопу!

Из палаты он выскочил почти бегом.

— Дед тебя ночью прирежет. Это у них так «по понятиям» положено, — произнес один из больных.

— Сестра, — тихо прошептал толстяк и схватился за грудь.

Тем временем Петр Трофимович, с трудом попадая трясущимся пальцем в круглые дырочки телефонного диска, набирал почти забытый номер и молил Бога, чтобы трубку подняли. На второй заход ему могло не хватить духа.

Ответили сразу.

— Слушаю.

Иванов засунул под язык валидол и произнес:

— Вика, это я, Иванов.

— Поздравляю. Хорошая фамилия. Точнее?

— Петя Иванов, помнишь?

— Говори.

— Прости. Знаю, что не должен звонить, но обстоятельства... — Петр Трофимович закашлялся. В трубке молчали. — За тобой ходит НАШ человек. Я тебя сдал. Прости. Я уже старый.

— Я поняла. Что по людям скажешь?

— Жернавков. Владимир Федорович. Чего хочет — не знаю. Хороший парень. Может, лучший. С ним бандит какой-то. Кнабаух Артур Александрович. Друг друга ненавидят. Все.

Петр Трофимович выдохнул, отодвинул от себя трубку и с мольбой посмотрел куда-то вверх. Когда он снова поднес ее к уху, вместо ответа звучали короткие гудки.

— Прости меня, Вика. Старый я. Мне страшно...

Глава 33

ЧИФИР. НАКОЛКА. ПОГОНЯЛО

Совместная отсидка с Пауком на Лиговке уверенно превращала африканца из лопоухого фраера в законного блатаря. Феня ширилась, теряя акцент и приобретая в черно-лиловых устах конкретную отточенность. В роли педагога Паук был неподражаем. Макаренко рыдал бы от зависти, глядя на эффективность тюремных университетов. Для максимальной реалистичности оба продолжали расхаживать в больничных пижамах. Свою Паук принципиально не застегивал, демонстрируя богатую роспись в качестве пособия «по жизни».

Подданный Нигерии Мананга О. П. оказался на редкость способным учеником. Особенно успешно он освоил базовую российскую дисциплину — прием алкоголя внутрь. Через два дня в холодильнике осталась последняя поллитровка «Столичной».

Обнаружив перерасход учебного пособия, Паук расстроился и громко позвал:

— Мишка!

Но кровник в другой комнате старательно «гнул пальцы» перед зеркалом, стараясь добиться максимально устрашающего эффекта, и учителя не услышал.

— Мишка!!! — крикнул Паук еще громче.

В ответ не раздалось ни звука. Как раз в этот момент черные пальцы сложились в угрожающее подобие детской «козы». Африканец махал рукой собственному отражению, изо всех сил стараясь напугать его до полусмерти.

— Мишка-а!!! — завопил Паук во весь голос и осекся. Его как обожгло — у кореша не было клички! Осознав такое вопиющее безобразие, Паук даже растерялся.

Мананга влетел в комнату, громыхая загипсованной ногой, и застал учителя сидящим на полу у холодильника.

Нигериец недоуменно заглянул внутрь. Ничего особо примечательного, кроме непочатой бутылки водки, там не обнаружилось, и он осторожно спросил:

— Откуда кипеш?

Очнувшись от потрясения, Паук прошептал:

— Слышь, Мишка, у тебя же погоняла-то нет!

— А Мишка?

— Не, братан, это имя. Вот я — вообще Владимир. А погоняло — Паук. Надо тебе кликуху. Век воли не видать!

— Владьимир... — удивленно протянул африканец, постигая странную связь имен в загадочной стране.

— Короче, в натуре, без погоняла нельзя! — уверенно сказал авторитет. — Ты какое хочешь?