Учение это продолжалось для Филиппо, на глазах которого все происходило, до самого 1426 года
63, ибо Лоренцо называли творцом наравне с Филиппо; досада же настолько завладела душой Филиппо, что жизнь для него была полна величайших страданий. Поэтому, так как у него были различные новые замыслы, он решил совсем от него отделаться, зная, насколько тот был непригоден для такой работы. Филиппо уж довел купол в обоих сводах до высоты в двенадцать локтей, а так как уже должны были быть наложены каменные и деревянные связи, и так как это было дело трудное, он решил поговорить об этом с Лоренцо, чтобы испытать, отдает ли себе тот отчет в этих трудностях. Действительно, он убедился в том, что Лоренцо и в голову не приходило думать о таких вещах, так как он ответил, что предоставляет это дело ему, как изобретателю. Филиппо понравился ответ Лоренцо, так как ему казалось, что этим путем его можно отстранить от работы и обнаружить, что он не был человеком того ума, который ему приписывали его друзья и благоволящие покровители, устроившие его на эту должность. Все каменщики, уже набранные для работы, ожидали приказания, чтобы начать возводить и связывать своды выше достигнутого уровня в двенадцать локтей, откуда купол начинает сходиться к своей вершине; а для этого они были принуждены уже строить леса с тем, чтобы рабочие и каменщики моглиработать в безопасности, ибо высота была такова, что достаточно было взглянуть вниз, чтобы сжалось сердце и охватила дрожь самого смелого. Итак, каменщики и другие мастера ожидали распоряжения каким способом строить связи и помосты, но так как ни от Филиппо, ни от Лоренцо не исходило никакого решения, каменщики и другие мастера стали роптать не видя прежней распорядительности, а так как они будучи людьми бедными, жили только трудами рук своих и сомневались, хватит ли у того и у другого зодчего духу довести это дело до конца, они продолжали его, насколько им позволяло знание и умение, затягивая работу, заделывая и подчищая все то, что уже было построено.В одно прекрасное утро Филиппо не явился на paботу, но, обвязав себе голову, лег в постель и, непрерывно крича, приказал спешно нагреть блюда и материи, притворяясь, что у него болит бок. Когда об этом узнали мастера, ожидавшие приказа к работе, они спросили Лоренцо, что же им делать дальше. Он ответил, что приказ должен исходить от Филиппо и что нужно подождать. Кто-то сказал ему: «А ты разве не знаешь его намерений?» – «Знаю, – сказал Лоренцо, – но ничего не буду делать без него». А сказал он это, чтобы оправдать себя, ибо, никогда не видавши модели Филиппо и ни разу, дабы не показаться невеждой, не спросивши того о его планах, он говорил об этом деле на свой страх и отвечал двусмысленными словами, в особенности же зная, что он участвует в этой paci против воли Филиппо. Между тем, так как последний болел уже более двух дней, проведитор
64и очень многие мастера из каменщиков ходили навещать его и настойчиво просили его сказать им, что же им делать. А он: «У вас есть Лоренцо, пускай, и он что-нибудь сделает», – и большего от него нельзя было добиться. Посему когда это стало известно, возникло много толков суждений, жестоко порицавших всю эту затею: кто говорил, что Филиппо слег от огорчения, что у него не хватило духа возвести купол и что, впутавшись в это, он уже идет на попятную; а его друзья его запали, говоря, что если это огорчение, то огорчение от обиды на то, что к нему приставили Лоренцо в сотрудники и что боль в боку вызвана переутомлением на работах. И вот за всеми этими пересудами дело не подвигалось, и почти что все работы каменщиков и каменотесов остановились; стали роптать против Лоренцо, говоря: «Получать жалование – мастер, но распоряжаться работами – не тут то было. А что если не будет Филиппо? А что Филиппо долго проболеет? Что он тогда будет делать? Чем же виноват Филиппо, что он болен?»