13 1/2 жизней капитана по имени Синий Медведь

Чудичи на востоке были уже готовы и замкнули круг. Анагром Атаф попал в западню. Мираж задрожал, как гигантский желейный пудинг, не зная, что ему делать дальше и какое направление предпочесть. Солнце только что перевалило зенит, настало время самой высокой дневной температуры. Один из чудичей доложил: 159° C. 159° C! Для сахароплава необходимо 160! Не хватало всего одного-единственного градуса. Я спустился с вышки и побежал по долине. Еще несколько секунд, и температура снова начнет опускаться. Недолго думая, я схватил большой плоский камень и запустил его так, чтобы он попал между песком и городом, как это делают, когда хотят пустить блинчики по воде. Заскакав по песку, камень выбил несколько искр. И в этот момент показался первый пузырь. Трение камня о песок добавило необходимый градус. Карамелизация поверхности пустыни началась в нужный момент.

Тууууу-тууууу-тууууу-тууууу-тууууу!!!!

По последнему сигналу чудичи дружно отступили назад, чтобы самим не попасть в уготованную городу ловушку.

Это случилось, наверное, впервые за всю историю существования миражей в пустыне — Фата Моргана прилипла к расплавленному песку. И вряд ли кому-то еще, кроме нас, когда-либо довелось слышать звуки, которые она при этом издавала. В звуках этих, по правде говоря, не было ничего привлекательного. Словно кофе убежал через край кофеварки и запузырился на раскаленном железе плиты: все бурлило и шипело, кипело и чавкало, булькало и хлюпало, а сам город скрежетал так, словно разваливался по кирпичику. Время от времени оглушительным выстрелом лопался какой-нибудь огромный пузырь.

Город отчаянно сопротивлялся, то и дело приподнимаясь на один-два сантиметра, но потом вязкая масса снова притягивала его назад. Наконец все звуки, до самого тонкого писка, утихли, Анагром Атаф покорно опустился на землю и с глухим, гулким «уф-ф!», от которого содрогнулось все кругом, окончательно склеился с сахарным сиропом. Город намертво прилип к песку пустыни.

Мы поймали Анагром Атаф!

Мы вовсе не выглядели бандой бесстрашных головорезов, когда входили в завоеванный город. В гробовой тишине, нервно кося глазами по сторонам, мы осторожно крались по улицам, пробираясь все глубже, в самое сердце города.

Никому из нас прежде не доводилось поймать мираж, не говоря уже о том, чтобы войти в него. Кто жил в этом городе? Люди? Чудовища? Духи? Привидения? Были его обитатели добрыми или злыми? Пока мы видели только маленькие, низенькие побеленные домики, чистенькие и аккуратные. В некоторых окнах сушилось белье, но нигде не было видно ни души: ни кошки, ни уличного попрошайки, которых так много в обычных южных городах.

Наконец мы вышли на центральную площадь, выглядевшую так, словно в разгар рыночного дня с нее вдруг исчезли все продавцы и покупатели, остались лишь прилавки со свежими фруктами и овощами, колбасой и яйцами, пряностями и хлебом. Огромные корзины были доверху наполнены спелыми красными яблоками и толстыми арбузами. Сыр, ветчина, сушеные бобы, кукуруза, мешки с зерном и мукой, рис и лапша.

Голод.После долгого времени, проведенного в пустыне на одних чудных грибах, я набросился на все эти яства, как голодный удав. Почти не жуя, я запихивал в рот целиком бананы, сыр и горсти ягод. Но чувство голода, как ни странно, не уменьшилось. Тогда я съел веточку винограда, заглотил полбуханки хлеба, два яблока и кукурузную лепешку с сыром — и остался голодным. Я отрезал себе добрый ломоть ветчины, заел его двумя бананами, грушей, потом скушал колечко копченой колбасы, горстку инжира, полдыни и сдобную булочку. Я выпил четыре сырых яйца, уплотнив их куском пирога с изюмом и медом, подкрепился еще раз ветчиной, хлебом с отрубями, потом угостился целой палочкой салями и еще какими-то похожими на печенье пирожками с мармеладной начинкой, добавил к ним тарелку кускуса с изюмом и еще липкий шарик, обсыпанный сахарной пудрой вперемешку с корицей. В животе было по-прежнему пусто. Кто-то протянул мне чудной гриб. Откусив от него раз-другой, я почувствовал себя гораздо лучше.

Мы систематически прочесали весь город, улицу за улицей, дом за домом, комнату за комнатой. Повсюду находились признаки жизни: недоеденная еда на столе, теплящаяся зола в печи, кастрюльки с супом, кипящим на плите, — но нигде ни единой живой души. Все остальное было безупречно: чистенькие улочки, свежевыбеленные стены домов, приятная прохлада узких переулков, мягкие, удобные постели и еще множество других полезных вещей, кажущихся невообразимой роскошью существу, привыкшему ночевать под открытым небом на голом песке пустыни.