13 черных кошек и другие истории

Мальчишки забросили по три удочки и притихли. Солнце опускалось все ниже и ниже, становилось тусклей, красней, как вынутая из горна остывающая железка.

Все кругом затихло. Лишь вода журчит на перекате да на левом берегу звонко плещется ручей, с радостным урчанием вливается в реку.

Из-за горы, где раскинулся завод, донесся могучий басовитый рев гудка.

— Одиннадцать… Теперь клевать будет, — прошептал Сенька. Вот он протянул к удилищу руку и замер, как застыл. Конец удилища легонько вздрогнул и вдруг резко наклонился к воде. Быстро подсек Сенька клюнувшую рыбу. Хоть и тихоня, а рыбак ловкий. Рыбина упорно не хотела выходить из глубины, сгибала в дугу упругое удилище. Но Сенька знает, что надо делать. Не торопясь, умело он выводит язя на поверхность, заставляет глотнуть воздуха и, присмиревшего после этого, притягивает к лодке, подхватывает сачком.

— Во, какой дядя попался! Сразу уха на всю семью, — шепчет Сенька, укладывая в корзинку широкобокую золотистую рыбину.

Митьке хочется подержать язя в руках, рассмотреть его, но он не двигается с места, старается казаться равнодушным.

— Сейчас и я поймаю…

— Конечно, поймаешь. Теперь будет клевать.

До часу ночи поклевки были часты, Сенька поймал пять язей да Митька трех. А после часу клев прекратился. Сидят рыбаки молча, на кончики удилищ посматривают: лески уже не видно. Тишина кругом, на небе тусклые звездочки чуть теплятся. Изредка коростель на правом берегу заскрипит. Противная у него песня, ничего птичьего в ней нет, а ведь про себя-то, наверное, думает, что он тоже певец.

На берегу за ручьем, где огороды стоят над самым обрывом, скрипнула калитка. Кто-то спустился по вырубленным в обрыве ступенькам и подошел к воде. Захрустела галька под ногами человека, который. повозился у воды и поднялся на берег. Прошло немного времени, человек снова спустился с обрыва и опять поднялся.

— Что он там ковыряется? — спросил Митька.

— Душин тут живет. Это рядом с нами.

— А чего твой Душин делает?

— Он коновозчиком в торге работает.

— Это днем. Сейчас-то чего делает?

— Наверное, дрова носит.

— Какие?

— Куренные. Их отпускают с гавани на Вильве. Тут некоторые к берегу пристают, обсыхают.

— Так ведь это не его дрова.

— Ну да, не его, сплавной конторы.

— Ворует, значит, твой Душин!

— Никакой он не мой. Сосед просто. Он тут давно живет, а мы недавно.

— А вы воруете дрова?

— Нет, покупаем. Душин говорит, что мы дураки.

— Проучить надо этого Душина, чтобы забыл, как воровать, — уже громко говорит Митька.

А Сенька все шепчет:

— Он хитрый, он сразу же ночью пилит, колет и в сарай складывает, а сарай на замке. Не увидишь и не придерешься. Такой хитрюга…

— Хватит, поехали домой! — решительно заявил Митька и поднял якорь.

Лодка поплыла вниз, подгоняемая течением.

Мальчики пристали к берегу и молча привязали лодку к вбитому в землю колу.

— Ишь, пилит, паразит! — сквозь зубы проговорил Митька, прислушиваясь к доносившемуся глухому звону пилы, грызущей сырое дерево. — Ты знаешь, как его зовут?

— Душина-то? Семен Федотович.

— Вечерами он дома бывает?

— Всегда. Он все около дому, все делает что-нибудь. Он мужик хозяйственный.

— Хозяйственный! — презрительно протянул Митька. — А дом номер какой у него?

— Тридцать три. Зачем это тебе?

— Ладно. Знай помалкивай. Надо.

Утром Митька вспомнил про Душина.

«Ишь ты, хозяйственный… Чего бы ему такое сделать? Пойти в сплавную контору и сказать? А чем докажешь? Душин скажет: я купил дрова, и вовсе они были не куренные. Он хитрый».

Размышления прервала бабушка. Она подала сумку и сказала, что за деньгами надо зайти к маме на работу. Мама у Митьки работает машинисткой в горфинотделе.

Возле горисполкома Митька встретил одного из своих дружков — Бориса Шибанова. Его мать работает уборщицей в суде, а он на лето принят туда рассыльным.

— Борька, ты что перестал на футбол ходить? Мы почти каждый вечер мяч гоняем.

— А я вот тут за день по городу с разноской намотаюсь — вечером месту рад, — с солидностью ответил Борька. — Вот опять, видишь, пошел. Кого вызываем в качестве ответчика, кого — в свидетели. Получите повестку. Распишитесь в разносной книге. Приходите в указанное время. За неявку — сами понимаете… Ну, пока! Спешу.

Этот разговор натолкнул Митьку на одну мысль…

— Так и надо сделать. Так и сделаю, — шептал он, и глаза его озорно блестели.

Вернувшись домой с хлебом, Митька разыскал свой старый школьный дневник и начал переделывать его. Он вшивал в него листы чистой бумаги, что-то клеил, писал, чертил по линейке. Часа через три на столе перед ним лежала пухлая книга, и на корочке ее, на приклеенном листочке глянцевой бумаги, было старательно выведено печатными буквами: «Разносная книга».

— Осталось повестку сочинить — и будет всё, — сказал он сам себе и принялся писать. Морщил лоб, чесал затылок, писал, рвал написанные листочки и снова писал.

Много времени потратил Митька на сочинение повестки, иной раз к урокам меньше готовился, а все-таки получилось-то не так.