13 сказок лесов и морей

За окном лес утопает в глубоком снегу. Таком ярком, что он освещает землю, заставляет ее сиять обманчивой чистотой, которую я ненавижу. Я отворачиваюсь от окна и пытаюсь ничего не чувствовать. Утро сегодня простое и бледное, посвященное домашним заботам: мытью полов, взбиванию подушек. Я пытаюсь отвлечь себя простыми, бесполезными делами. Вышить звездочки на подушке. Поставить остролистник в вазу.

Деревянные полы, обычно и так прохладные, становятся все холоднее. Но я не хочу пока разжигать огонь. Не хочу тратить дорогое, на вес золота, дерево. А еще мне грустно думать, что такое сильное, многое повидавшее на своем веку дерево за считанные минуты может превратиться в пепел. Полагаю, как и все мы, рано или поздно. Мои ноги уже онемели от холода, поэтому я в конце концов складываю горкой тоненькие веточки и обрывки пожелтевшей бумаги на решетку.

Когда я была маленькой девочкой, что-то произошло со мной в лесу. Но я не могу вспомнить точно что. Трудно верить рассказам бабушек; всегда либо слишком невинным, либо слишком грязным. С тех пор мое отношение к лесу изменилось: думаю, когда-то я любила его, а может, мне теперь просто так кажется. Он красивый, но его чернильные очертания бередят душу. Темнеет, скоро мой муж будет дома. Я покусываю губы, чтобы они покраснели.

Свежеиспеченный хлеб, теплый и мягкий. Аромат окутывает комнату, он первым поприветствует мужа, когда тот вернется. Должно быть, я сама доработала рецепт. Раньше моя выпечка была едва съедобна. Источник жгучего стыда. Она не дарила ощущение домашнего уюта. Но теперь мне нравится готовить, хотя и грустно потом садиться за стол. Еда кажется непозволительным расточительством. Ведь ем я обычно в одиночестве, а значит все эти угощения – лишь для меня одной. Иногда мне хочется быть пышногрудой матроной, неприступной, но одновременно понятной каждому, простой. Собственное тело пугает меня. Как хорошо было бы быть фигуристой, привлекательной. Зрелой. Интересно, смогла бы я тогда защитить себя? Сейчас я на это не способна. Я будто сделана из фарфора, полая, как фигурка птички на каминной полке… Да, фигурка из китайского фарфора с блестящими глазками из оникса. Птичка, которая украшает комнату, но никогда не полетит в высокое голубое небо, ведь тогда она обязательно разобьется. Я смаргиваю непрошеные слезы и продолжаю наводить уют в очаровательном доме, чтобы он полностью соответствовал своей очаровательной хозяйке. «Как кто-то настолько хрупкий может столько знать? – говорит он. – Так много женских штучек». Он проводит безмерное количество времени, изучая мое лицо руками и глазами. Должно быть, ему нравится то, что он видит. Наконец он отпускает меня, и я выдыхаю. Мне интересно, что он знает обо мне. Он, похоже, с легкостью разгадывает загадки, о существовании которых я даже не подозреваю. Он читает меня, будто древесные кольца, отметины и засечки, что он оставил. Он берет работу на дом – приносит бревна и ветки. Когда-то они были живыми, теперь им предстоит сгореть и разлететься хлопьями бледного пепла по свету.

Треск бревен в камине, который я разожгу. Отблески огня на мягких волнах моих волос. Ему нравится расчесывать их пальцами левой руки. Вторая предупредительно лежит на моей шее. Я разжигаю огонь. И тонкие свечи, и масляные лампы. Я знаю, что это расточительство, но мне нужен весь этот свет. Мне нужно точно знать, что это он, а не какой-то незнакомец откидывает щеколду и приветствует меня его голосом. Небо становится совсем темным, похожим на плотную шкуру. Шкуру, что ощетинилась бесконечностью крошечных блестящих зубов.

Когда я была маленькой девочкой, то вечерами любила сидеть в ногах у бабушки, положив голову ей на колени. Закрывала глаза и слушала ее. Ее коленки были мягкими и немного пахли старостью, сосной и совсем чуть-чуть – пылью. Иногда мне кажется, что я ощущаю этот запах на себе. Ее рассказы были жестокими: о дважды рожденных монстрах, о женщинах из ножей, о диких косматых чудовищах, ужинающих человечиной – начинали они всегда с пальцев ног и заканчивали глазами. Я не считала эти истории странными, по крайней мере в то время, завороженная ее вниманием, ее руками, распутывающими мои колтуны, заплетающими и расплетающими мою косу… переливами ее голоса. И мне было и страшно, и весело одновременно. Хотелось слушать дальше и хотелось, чтобы она остановилась.