Великолепный ярко-синий краситель индиго известен в Юго-Восточной Азии на протяжении тысячелетий и считается одним из древнейших натуральных красителей в мире. Однако работа с ним сложна и требует много внимания и терпения. Свежесрезанные листья растения индиго необходимо промыть, а затем выдерживать в горячей воде от 9 до 14 часов. В течение этого времени происходит ферментация, сопровождающаяся выделением неприятного запаха. Жидкость, полученная после процеживания, на вид прозрачна, но это не должно вводить в заблуждение: замоченная в ней пряжа или материя приобретают ярко-синий цвет в результате окисления красящего состава атмосферным кислородом. Процесс окрашивания материи красителем индиго в доколумбовой Америке практически идентичен китайскому, хотя местные племена индейцев, в отличие от китайцев, добавляли в красящий состав золу и лимонный сок, чтобы синий цвет стал еще насыщеннее и ярче.
Краска «киноварь», которую получали, обрабатывая особым образом крохотных насекомых, паразитирующих на листьях дуба, широко использовалась в Юго-Восточной Азии с древнейших времен. Соскобленных с листьев насекомых замачивали в уксусе, который придавал им красно-коричневую окраску. Краситель получался после того, как тельца насекомых растирали в порошок и растворяли его в алкоголе, куда в качестве фиксатора и освежителя цвета добавляли алюминий или мочевину. Еще одним алым красителем, получившим в Юго-Восточной Азии широкое распространение, был лак, или лаккаик (lас-caic), который получали при обработке другого вида паразитировавших на деревьях мельчайших насекомых. Ветви деревьев, подвергшихся нашествию этих паразитов, обрубали, высушивали под ярким солнцем, после чего замачивали в горячем концентрированном растворе соды. В результате химической реакции в растворе образовывались ярко-красные комочки. Их собирали, выпаривали остатки воды и использовали по назначению. Китайский историк Ма Хуань и венецианец Никколо да Конти в своих записках упоминали о том, что эти красители свободно продавались на рынке в Каликуте
[178].В Новом Свете для получения красной краски кошениль использовали красную тлю, паразитирующую на кактусах. На определенной стадии развития это насекомое образует вокруг своего тела крохотный белый кокон. Стоит только его раздавить, как появляется похожая на капельку свежей крови яркая алая субстанция — даже более яркая, чем азиатский лак. Когда испанцы завоевали Центральную Америку, они стали экспортировать «кочинаель» на Ближний Восток и в Азию.
Как и в Китае, ярко-алый цвет, цвет кошенили, считался в Мексике «царским» цветом: алую одежду могли позволить себе носить только особы царской крови. Хотя многие научные авторитеты и полагают, что кошениль достигла Юго-Восточной Азии только после прихода в Мексику испанцев, но на самом деле этот краситель появился в Китае задолго до того, как Колумб отправился в свое плавание
[179].Так называемый «королевский пурпур» получали, собирая раковины морских улиток. Одежда пурпурного цвета ценилась в средневековой Европе очень высоко, и носить ее могли только очень богатые и знатные люди. В те времена пурпур и высокое происхождение были почти что синонимами. Императоры Византии обивали стены своих покоев пурпурной материей и носили пурпурные одеяния. В Новом Свете центром производства пурпурного красителя был Мичоакан (Michoacan) — провинция на границе с Уруапаном. Впрочем, промысловым сбором раковин занимались на всем Тихоокеанском побережье Центральной Америки вплоть до Эквадора. Еще в 1898 г. метод извлечения пурпурного красителя из раковин и способ окраски ткани рассматривались как доказательство существования в мире трансокеанской торговли еще в доколумбову эпоху. «Обнаружение на территории стран, находящихся на большом удалении друг от друга, тканей, окрашенных пурпурным красителем с применением одинаковых фиксаторов, позволяет говорить об имевших место контактах между этими странами, и, возможно, довольно тесных»
[180]. Вряд ли сложный процесс окраски пурпурных тканей, образцы которых обнаружены на разных континентах и в разных странах, может служить доказательством того, что эта технология развивалась там параллельно и независимо друг от друга. Скорее «это говорит о том, что у двух цивилизаций имелся некий общий источник, откуда они черпали свои познания» [181].