15 ножевых

Борис Константинович еще пару минут пел соловьем, какая это высокая честь и всякое такое. Количество плюшек, причем вполне реальных, впечатляло. Был бы я прошлым Пановым, оставалось бы только спросить, где тут расписываться кровью. Мне сулили любую специализацию по моему выбору на шестом курсе, место на кафедре и возможность защиты кандидатской чуть ли не по окончании интернатуры. Жилье не предлагали, знали, что уже есть. Вишенкой на торте была замануха при отсутствии косяков через год сделать меня кандидатом в члены. Чтобы диплом с партбилетом получить.

Отказаться от такого мог или сектант, или отщепенец, ненавидящий нашу советскую родину. Слова «нет» не ожидал никто. Я сидел и лихорадочно думал, как бы так отказаться, чтобы мне еще и посочувствовали. Партийный босс наверняка решил, что я просто охренел от счастья, и ждал, когда я приду в себя. Он даже кашлянул, вполне осторожно, впрочем, чтобы ускорить процесс.

– Борис Константинович, – начал я самым вкрадчивым голосом, какой только смог изобразить. – Хочу доверить вам один… даже не секрет, но, скажем… факт, который пока нельзя разглашать…

Ого, ишь как подобрался! Наверняка ждет историю про дедушку-баптиста, внебрачных детей и любовника из Нигерии.

– В настоящее время я участвую в одном научном исследовании… – Борис Константинович чуть заметно выдохнул: история про бабушку в Иерусалиме мало кому понравилась бы. – Оно касается… возможных довольно серьезных изменений в терапии одного социально значимого заболевания и вопросов приоритета советской науки.

Партийный босс кивнул. Я говорил привычными ему фразами и знакомыми формулировками. Никаких грехов, все нормально.

– Не побоюсь сказать, но моя роль в этом… исследовании… – Я вдохнул, как перед прыжком в воду, и выдал: – Почти основополагающая. До первой публикации ничего не могу сказать подробнее. Просто я там занят, Борис Константинович, практически все свободное время, включая выходные. Боюсь подвести и вас, и всю партийную организацию, и людей, с которыми я работаю. Вот.

– И где… вы этим занимаетесь? – чуть разочарованно, но довольно-таки спокойно спросил он.

– В Институте питания, Борис Константинович. У Игоря Александровича Морозова. Вот он, кстати, справедливо заметил, что Нобелевку по медицине советским ученым не вручали, и высказал предположение, что это из-за партийной принадлежности. А вдруг получится получить? – шутливо добавил я, и партийный босс вполне миролюбиво рассмеялся. Все медики шутят про премию от шведского короля. Даже если они коммунисты.

Вспомнил, где я его видел. Точно, на госпиталке. Он сидел в преподавательской, когда Ростислав Станиславович искал для меня заветный номер телефона.

Глава 18

Кто там будет рулить комсомолом, меня интересовало мало. Кому там предложат счастливый билет, кто ж его знает. Я бы, конечно, предложил Ашхацаву, но, во-первых, я сам не знаю, как он к этому отнесся бы, а во-вторых, кто я такой, чтобы меня спрашивать. Пошел потихонечку в общагу. Расскажу Давиду о новостях.

Гордый сын абхазского народа радовался жизни в компании с кастрюлькой, из которой активно черпал макарохи, закусывая сосиской, щедро намазанной горчицей.

– Фадиф, будеф? – махнул он рукой с вилкой, показывая на стул рядом с собой.

– Нет, спасибо, как-то не хочется.

– А че в партком вызывали? – спросил Давид, прожевав и сглотнув наконец обед студента.

– Предлагали комсоргом курса стать.

– Ох ты ж… Ни хрена себе! – У Ашхацавы даже выпала вилка, звякнув о пол. – Поздравляю! На кафедре останешься… Ну, когда собрание? В партию рекомендацию дадут? С твоими грамотами должны…

К пятому курсу только ленивый не знает карьерных лазеек для выпускника института. Все кандидаты и члены КПСС почти автоматом остаются на кафедре какой-нибудь. Другой вопрос, что студентам эту дверцу приоткрывают крайне неохотно. Только верхи актива типа комсоргов могут на такое рассчитывать. И то не все.

– Отказался, – оборвал я мечтания своего товарища.

– Да ты что? – удивился абхаз. – Как?

– Давид, я тебе не говорил, у меня сейчас хорошие подвязки в Институте питания? Даже статью скоро напечатают с моим соавторством.

– Вот ты жук! – уперся он указательным пальцем мне в грудь. Хорошо хоть не тем, что сосиску держал. – Молодец! Вот я смотрю, дурдом тебе на пользу пошел, – засмеялся он. – За учебу взялся, бабы под дверью вместо коврика не ночуют, даже в карты играть перестал! Но пиво пить не бросил?

– Собирайся, пойдем. Сам же звал.

* * *

История с любителем пересказывать «Голос Америки» пациентам собранием не закончилась. Вроде бы Каримова не сильно пропесочили, лишь дали выговор без занесения. Ну и плюс призвали «усилить бдительность». Больше никаких оргвыводов не последовало. Но студент Панов, он же в любую бочку затычка.