153 самоубийцы

Оказалось, что нужно было выезжать немедленно. И через пять минут старик отбыл на трамвае «А» с тарелками и большой бутылкой уксуса в руках. Еще через десять минут он, тяжело дыша и обливаясь седьмым потом, поднялся на пятый этаж дома, в котором была назначена новогодняя встреча друзей.

Он долго чиркал спичкой, прежде чем увидел на обитой войлоком двери квартиры № 43 записку:

Милый Алеша, собирается так много народу, что моей квартиры не хватит. Все скопом ушли на Сыромятники, дом № 14, квартира 32. Будет весело. Шпарь трамваем «Б».

Двадцать минут трамвайных страданий – и Алексей Абрамыч вошел в широкие ворота огромного жилищного комбината.

Где найти тридцать второй номер? В каком из двенадцати совершенно одинаковых по окраске, планировке и внешней отделке корпусов? Черная доска величиной с добрую волейбольную площадку, доска, на которой маленькими буковками белели номера квартир и фамилии ответственных съемщиков, висела так высоко и освещалась такой крохотной лампочкой, что разобраться в надписях не было никакой возможности.

Совершенно озверевший после получаса странствований по коридорам и парадным доброго полудесятка корпусов, наш герой нашел, наконец, квартиру № 32. Пришлось долго стучаться, пока заспанная гражданка не полуоткрыла на цепочке дверь.

– Вы, дорогой гражданин, не туда попали. Никаких новогодних встреч у нас не предвидится. Шляются всякие… – раздраженно прошипела она и с шумом захлопнула дверь перед самым носом оторопевшего Алексея Абрамыча.

– Неужели перепутал адрес? – разволновался он и, бережно поставив стопку тарелок и уксус на ступеньки, вытащил записку. Закорючка на двойке была подозрительна. Может быть, это была девятка. Тогда нужно идти в квартиру номер тридцать девять.

Еще на площадке перед тридцать девятой квартирой слышны были веселые голоса и шум посуды. Алексей Абрамыч постучался и вошел в квартиру, полную предпраздничной суеты.

* * *

В то время как наш герой, ожесточенно действуя локтями, проталкивался в трамвае к выходу, чтобы выйти у Сыромятников, в одном из московских клубов сослуживцы Алексея Абрамыча коллективно терзались угрызениями совести.

– По-моему, мы все-таки слишком уж зло разыгрываем старика: у него может из-за нас пропасть встреча нового года, – произнес наиболее мягкосердечный из них, обводя рассевшихся вокруг стола сослуживцев увлажненным взором.

– Да-а-а, – протянули хором остальные и опечаленно покачали головами.

– Но, с другой стороны, товарищи, пусть он побегает немножко с тарелками подмышками. Небось, он нас не пожалел, когда разыгрывал в последний раз.

Все углубились на минуту в воспоминания, и лица их понемногу приняли жестокое выражение.

– Пусть побегает, – решили они, наконец. – Побегает, а потом обязательно придет сюда.

Прошло, однако, пятнадцать, двадцать минут, полчаса. Потом часы пробили двенадцать, все закричали «ура», музыка заиграла туш. А Алексея Абрамыча все не было видно. Разошлись часа в три ночи, полные позднего раскаяния.

* * *

В квартире № 39 Алексея Абрамовича встретили дружными приветствиями и аплодисментами.

– Со стихами или без стихов, товарищ Схимников?

– Со стихами, конечно, со стихами, – откликнулся он и озабоченно справился. – Тарелки кому сдавать?

Избавившись от тарелок и уксуса, Алексей Абрамыч осмотрелся. В большой комнате толпилось человек десять его знакомых по работе в радио артистов, певцов, музыкантов, человек пятнадцать незнакомых граждан и никого из его сослуживцев.

«Ищут, небось, голубчики, тридцать вторую квартиру», – подумал он не без злорадства.

Скрипач Петриков подвел Алексея Абрамыча к седоусому гражданину в новом шерстяном костюме и с орденом Ленина.

– Знакомьтесь, – сказал он, – мастер Энергокомбината Алексей Петрович Степанов, кавалер ордена Ленина и ответственный съемщик данной квартиры, а это, Алексей Петрович, – известный поэт юморист Алексей Абрамыч Схимников.

Минут за десять до наступления нового года с катка, запыхавшись, прибежал сын Алексея Петровича, вузовец Володя.

– Неважные, наверное, конечки? – сочувственно спросил тоном матерого знатока Схимников. Он написал за последний год минимум два десятка стихотворений, в которых в порядке жестокой самокритики развенчивал качество этих популярных средств кругового передвижения. – Разболтанные, наверное, конечки?

– Да нет, почему же? Коньки уже стали делать сейчас неплохие, – возразил на ходу Володя и бросился ставить электрический чайник. Он вспомнил, что не успел побриться.

К великому изумлению Алексея Абрамыча чайник повел себя вполне добросовестно. Он исправно вскипятил воду, не распаялся. Чайник, как выяснилось из расспросов, имел на редкость ровный характер и вел себя точно так же уже добрых полтора года.

Но вот часы пробили двенадцать, собравшиеся подняли бокалы, посыпались тосты. Алексей Абрамыч прочитал заготовленное еще заранее стихотворение-тост. Все долго хлопали.