153 самоубийцы

Они шли оба по яркой солнечной улице: хороший, честный, работящий папа, который никак не мог понять того, что у нас обычные люди – не миллионеры – могут подарить незнакомому ребенку игрушку, и маленький сын Вася, который уже понимал это, но никак еще не мог объяснить, почему это у нас возможно. Они шли по улице оба – отец и сын, – каждый со своими невеселыми думами. По дороге они встретили пионервожатого васиного отряда, который со своей стороны также с прискорбием вынужден был констатировать, что всегда честный и порядочный Вася поддался нездоровому чувству алчности и украл в неизвестном месте и при неизвестных обстоятельствах чей-то барабан. Они уже собирались войти в просторные прохладные двери новой, недавно выстроенной школы, когда Васька, с опустошенной душой взиравший на покоившийся подмышкой отца барабан, случайно заметил на другом тротуаре шедшего Петра Сергеевича Карабанова.

– Папка! – закричал он и потянул за собой отца. – Вот тот дядя. Это он подарил мне барабан.

Петр Сергеевич подтвердил недоверчиво слушавшему отцу законное происхождение барабана и полную васину беспорочность.

Они разошлись в разные стороны, и Карабанов твердо решил впредь дарить детям конфекты, мороженое и прочие вещи, употребляемые на месте и не оставляющие никаких поводов для подозрения в воровство.

Уходя, он услышал, как взволнованный отец сказал пионервожатому:

– Иди подумай, что найдутся чудаки, которые так, за милую душу, будут дарить незнакомым детишкам барабаны.

Дело о выеденном яйце

Это очень грустно, но гражданина Довганя, по его собственному выражению, «…вот уже больше года подобно спруту опутывает горе, стискивает, отчего он буквально задыхается и не в силах освободиться…»

Это тем более прискорбно, что гр. Довгань не кто-нибудь, не какая-нибудь незаметная сошка, а солист оркестра Эриванскон оперы по деревянным инструментам, работник Эриванского радиовещания, преподаватель Государственной консерватории, в свое время внес свою лепту в фонд строительства агитэскадрильи им. Максима Горького и начиная с 1928 но 1936 год пожертвовал в пользу МОПР немалые суммы.

Мы ничего не говорим здесь, что не было бы подтверждено документами. И о консерватории, и о радио, и о своих пожертвованиях гр. Довгань прислал нам документы, заверенные Эриванской нотариальной конторой.

И вот такого ценного гражданина «подобно спруту опутывает и стискивает горе, отчего он буквально задыхается» и т. д. Дотронемся же своими трепетными перстами до вот уже больше года отверстых ран гр. Довганя. Поинтересуемся происхождением спрута.

Коротко. 7 февраля прошлого, 1935 года гр. Довгань пришел к директору Эриванского государственного цирка на предмет получения контрамарки. Контрамарка требовалась гр. Довганю не для наслаждения высоким искусством тамошних циркачей. Ему нужно было срочно по важному делу поговорить с находившимся там своим учеником, который как раз сидел в цирке, чтобы наслаждаться упомянутым искусством. Переговоры с директором не привели ни к чему, и гр. Довгань вынужден был приобрести в кассе за наличный расчет билет. Это уже само по себе было чрезвычайно прискорбно. Но самое трагическое было впереди. Когда Довгань, поговорив со своим учеником, немедленно обратил свои стопы к выходу, ом увидел, как директор, недавно отказавший ему в контрамарке, другим трем работникам оперы таковые выдал.

– Видя это, я заметил Мальскому (директор цирка), что он был «весьма любезен» к моей персоне я что я в свою очередь постараюсь ему отплатить «не меньшей любезностью», когда он или его близкие соблаговолят попасть к нам в оперу, на что со стороны Мальского получил ответ: не пугайте и убирайтесь отсюда вон!

Вот тут-то я начинается то самое горе, которое «подобно спруту больше года» и т. д. Вот уже больше года Довгань не устает писать жалобы. Он доводит о приключившемся прискорбном факте до сведения поочереди дирекции и месткомов госоперы, консерватории, председателя союза Рабис, председателя горсовета, он стал частым посетителем бюро жалоб, городской прокуратуры, редакции газеты и т. д.

И всюду оскорбленный гр. Довгань наталкивается на непонимание. Люди никак не могут понять, почему нужно директора цирка, который ответил грубостью на грубость, обязательно привлекать к уголовной ответственности.

Президиум эриванского союза Рабис констатирует, что оба участника этого печального инцидента «являются нервными людьми, вследствие чего и произошел недопустимый случай. Предупредить в будущем иметь корректное отношение».

Постановление не совсем грамотное по форме, но правильное по существу.

– Ах, так, – вскричал тогда гр. Довгань. Зловеще улыбаясь, он ставит перед своими «кучерами и погонщиками», как он элегантно называет директоров советских предприятий, в которых он работает, вопрос о том, что он хочет уехать из Эривани, «поскольку не могут защитить его чести».