160 страниц из солдатского дневника

Солдат не может видеть общей картины боевых действий в масштабе, скажем, дивизии. Солдат охватывает сознанием то, что видит воочию да понимает по командам и звукам, близким и дальним. Поэтому я не берусь передать общий ход того боя, ибо легко мне будет впасть в ошибку. Опишу лишь то, что успевало охватывать мое сознание.

Наш полк, как огромное живое существо, закружился вокруг своей оси... Куда ни сунься, отовсюду брызжут свинец и снаряды. Ревут душераздирающим воем шестиствольные гитлеровские минометы, от мни которых нет спасения: косит осколками во все стороны в радиусе двадцати метров...

Мы с Суворовым бросились от общей массы людей в сторону, чтоб выйти из зоны обстрела-расстрела. Сунулись в глубокий целиковый снег. С нами пятнадцать-двадцать человек. Тело вязнет в глубоком снегу, но здесь, метрах в ста, мы уже не привлекаем к себеогонь.

Торопясь, устанавливаем миномет. Но куда стрелять? Чтоб не по своим!

Теперь, со стороны, видней панорама нашей катастрофы. Фашисты умело заманили нас в мышеловку и расстреливают по-деловому, по-хозяйски... В такой ситуации люди, попавшие в мышеловку, могут физически затоптать друг друга. Совершенно неуправляемым стал полк. С курганов ведут огонь фашистские танки, спрятанные в ямах, - нашему минометику не по зубам. Торчат у танков из ям только башни. Попробуй возьми их! Глядеть жутко, как погибает полк. За свою беспомощность нам обидно...

Наши полковые артиллеристы, как всегда, оказались главными героями. Пехота легка на подъем, ей маневрировать сподручнее. А вот артиллеристам нельзя в этом смысле сравниться с пехотой, так как пушка не карабин и не автомат. Артиллеристам приходится стрелять, чтоб удержать, остановить, уничтожить противника. А заодно и пехоту прикрыть. Вот и сейчас: артиллеристы под командованием командира батареи Емельянова Афанасия, моего земляка, открыли огонь. Он лично сам поджег два танка. Мой друг Иван Евстигнеев, минометчик, отчаянно ведет огонь из своего полкового миномета, а их мины по пуду каждая! Такая мина если угодит по танку - конец ему...

Но фашисты во что бы то ни стало хотят закрепить свой успех. Тяжело ранен и контужен мой однокашник по Ташкентскому училищу Макаров Николай... Ранен в голову Емельянов Афанасий... Дело - табак.

И вдруг мы услышали нарастающий гул дизелей, а потом и увидели наши танки - двадцать-тридцать штук! Сзади них на лыжах и в маскхалатах, как призраки, легко мчатся автоматчики, держась за веревки, привязанные к броне... Вот это здорово!

Через час бой кончился. Курганы наши, но никто не может смотреть друг другу в глаза... Позор-то какой! Всю ночь напролет нас посещало командование.

Рассказывают солдаты, что у соседнего полка обстановка была не менее сложной, но в тяжелый момент появился среди солдат начальник штаба капитан Билаонов Павел Семенович. Его громовой голос и решительные действия заставили пехотинцев остановиться и залечь. Билаонов сначала остановил батальон, а потом организовал контрнаступление. Личным примером, бесстрашием подчинил всех своей командирской воле. Отступившие два батальона, видя такое дело, вернулись на свои прежние позиции.

А нашего командира полка заменили.

Только вечером мы узнали, что автоматчики на лыжах, мчавшиеся за танками, держась за веревки, привязанные к броне, - это был заградительный отряд под командованием боевого и храброго эстонца капитана Тукхру Ивана Ивановича. Спасибо заградчикам! Выручили они нас крепко.

Было уничтожено 13 фашистских танков, 6 артиллерийских орудий, 8 минометов. Живыми взято в плен около ста немецких солдат.

Емельянов Афанасий был награжден за этот бой орденом Красной Звезды, а Билаонов Павел Семенович - орденом Красного Знамени.

"Пять курганов" дорого стоили нам.

Погибли храбрые артиллеристы - наводчик Родионов, командир орудия Большаков...

* * *

Утром мы потеряли солдата Гарипова Ахмета. Еще вечером вчера его видели наши ребята с котелком горячих углей... Его нашли уснувшим под плащ-палаткой, которую он сделал балаганчиком над котелком с углями. Угорел, бедняга...

Пожилой узбек Латып-ака, горестно вздыхая, качал головой:

– Ай, Гариб, Гариб! Хотел маленький Тошкент делать! Наше узбекский сандал делать хотел... Сандал - ето ям. Много жар-угл. Потом вся семья и гости ляжет кргом сандал, все закроются много одеял... Сандал хорошё будет, тепло будет, только нада нога и живота под сандал, а голова нада на улиця, чтоб свэжий боздых дышат. Если голова прятит под сандал, умырал будеш. Гариб свой голова прятит... Плохо умрал. Умрал нада, когда совсем аксакал будеш... Когда пятнадцатый ребенка вирастил... Гариб, Гариб, какой дурной голова тибе дал аллах... Люче от пуля нада был умрал ему... в бою...