1612 год

Вечером совету доложили о результатах допроса. Под пытками задержанные признались, что одного зовут Обреска, другого — Степан. Оба присланы Заруцким, чтобы убить Пожарского. Им удалось подкупить несколько человек для осуществления гнусного замысла. То были смоляне: дворянин Иван Доводчиков и стрельцы — Шанда с пятью товарищами. Что самое странное, им удалось вовлечь в заговор стремянного князя, Семена Хвалова. Поначалу заговорщики хотели зарезать воеводу ночью, во время сна. Но в комнате, где спал Пожарский, с ним находились его сыновья, а в соседней — дружинники, выросшие вместе с ним в родном поместье. Тогда было решено убить его, воспользовавшись теснотой на соборной площади. Когда Обреска с кинжалом за пазухой протолкался к воеводе, Семен Хвалов отскочил в сторону, и если бы заметивший опасность Роман не кинулся вперед, убийца ударил бы Пожарского снизу под пояс, так как знал, что князь носил латы, скрытые ферязью, и удар в сердце не достиг бы цели.

Возмущенные члены совета потребовали немедленной казни заговорщиков. Но Пожарский властным жестом остановил шумевших бояр и воевод.

— Казнить не разрешаю. Зачем кровь зря проливать? Ее и так достаточно. А потом, подумайте: казнь казаков будет на руку лютому ворогу нашему Ивашке Заруцкому. Он же будет кричать, деи, вот как земцы относятся к казакам, рубят головы неповинным.

— Так они же хотели тебя убить!

— А поди докажи — мертвые же не скажут. Сделаем по-иному. Смолян и моего Сеньку отправим в тюрьму в Нижний Новгород. А казаков возьмем с собой к Москве. Пусть они там публично покаются перед всем народом!

Воеводы согласились, что так, конечно, поступить будет значительно мудрее. На совете было принято решение о начале похода.

Наутро главное ополчение выступило из Ярославля, отслужив молебен в Спасском монастыре.

Впереди войска, растянувшегося с обозами и артиллерией на добрую версту, священнослужители несли икону Казанской Божьей Матери.

За священнослужителями под своей хоругвью ехал верхом Пожарский со своими старшими сыновьями — Петром и Федором, рядом же Козьма Минин, который тоже взял в поход своего сына Нефеда. Проделав семь верст, войско остановилось на ночлег. Отсюда, оставив войско на Минина и Ивана Андреевича Хованского, Пожарский со своей небольшой личной дружиной повернул на Суздаль, чтобы поклониться перед будущей битвой праху близких ему людей. В Спасо-Евфимиевом суздальском монастыре была родовая усыпальница Пожарских. Здесь находились могилы отца Дмитрия — Михаила Федоровича Глухого, брата Василия, в иночестве Вассиана, и свояка князя — Никиты Ивановича Хованского, мужа сестры Дарьи, скончавшегося от ран в битве за Москву с тушинцами.

Свое войско Дмитрий догнал в Ростове. Здесь вместе с Мининым они посетили Борисоглебский монастырь, где встретились с преподобным затворником Иринархом, который, как они знали, благословил на подвиг в свое время Михаила Скопина-Шуйского, вручив ему свой нательный медный крест.

Когда, низко наклонив головы, они еле протиснулись в узкую дверь кельи и разглядели при свете лампады святого старца, оба не удержались от изумленных возгласов. Воистину небывалым был труд праведника — цепь-ужище, которой он был опутан и прикован к тяжелому деревянному стулу, составляла в длину двадцать саженей, кроме того, на нем находились наплечные и нагрудные вериги, на голове — железный обруч, на руках и перстах медные и железные оковцы. На груди старца висели его сорок два нательных креста, каждый весом в четверть фунта.

Пожарский и Минин склонились, принимая благословение Иринарха. Тот пристально взглянул на них своими ярко-голубыми глазами и произнес:

— Знаю, кого вы опасаетесь, — Заруцкого. Идите к Москве и узрите милость Божию; будет ли здесь Заруцкий. Дам я вам на помощь каждому по нательному своему кресту, а когда Москву от литвы с помощью Господа нашего очистите, тогда эти кресты мне вернете.

Возвратившись в стан, Пожарский узнал, что его ожидает гонец от Трубецкого. То был атаман Кручина Внуков. Он привез весть о том, что Иван Заруцкий, испугавшись возмездия за свое злодеяние, бежал из-под Москвы в Коломну, к своей возлюбленной, и увел за собой почти половину войска — более двух тысяч казаков. Трубецкой слезно просил ускорить движение ополчения к Москве, так как разведчики доносили о приближении гетмана Ходкевича.

Войско Пожарского незамедлительно двинулось к Троицкому монастырю, где Пожарский рассчитывал встретиться с посланцами Трубецкого, чтобы при посредничестве архимандрита Дионисия и келаря Авраамия Палицына уговориться о совместных действиях. Однако Трубецкой медлил по причинам, непонятным пока для Пожарского.