1612. Минин и Пожарский. Преодоление смуты

Перестройка конца 80-х годов XX века началась с тотального оболгания отечественной истории. Поводом для глумления над историей избран священный символ – Победа в Великой Отечественной войне. Журналистика отменилась в эфире и в печати самыми циничными извращениями смысла и причины Победы, кинематографисты – рядом «эпопей», бесстыдно перевирающим давно проверенные факты, политики – приглашением на торжественные мероприятия наследников гитлеровских оккупантов (прежде всего, президента Латвии) и беззаконными задержаниями протестующих по этому поводу граждан, парламент – позорным признанием подделок под Знамя Победы (с изъятием деталей изображения с прежней госсимволикой) идентичными оригиналу. Уничтожение доселе бесспорного символа национального единства было главным направлением деятельности власти при проведении мероприятий, посвященных 60-летию Победы.

Очевидное нежелание власти видеть в Победе ее истинный смысл порождает такие уродливые явления, как отказ некоторых русских людей считать Победу своей, считать ее праздником. Аргументом служит продолжение нынешней властью русофобии, которая имела место в условиях коммунистического режима. Неприятие коммунизма выливается в неприятие Победы, неприятие нынешней власти – даже в отрицании России как родины русского народа.

Россия – русское Отечество, Родина. Она не может замещаться в нашем сознании властью. Власть может быть чужой, а Россия для русского человека – всегда своя. Власть в нынешней России несет в себе порок русофобии. Но Россия – русское государство, в котором русский народ только и может существовать. Отрицание русофобской власти состоит не в том, чтобы отречься от России, а в том, чтобы заменить в России власть и принудить чиновничество к следованию русским национальным интересам.

Наша Победа будет оболгана и опошлена, если мы не будем ее достойны. Если мы не начнем вновь побеждать, если не будем биться героически даже в самой безнадежной ситуации. А ситуация действительна близка к безнадежной. Власть говорит нам обратное, но большинство, раскинув даже не очень богатыми мозгами, знает, что это ложь. Уже много десятилетий Россия нигде всерьез не побеждала. Напротив, мы идем через череду поражений во всех сферах жизни. Без побед страна и народ умирают. Это трудно не замечать по современному состоянию России.

Победа – это призыв к мобилизации. Как и во время войны, когда катастрофа была очевидной, когда ее завершение полным разгромом было логичным, русские люди в большинстве своем сражались до конца. И поэтому логика истории приобрела другое направление. Те, кто сражались до конца, не щадя жизни, получили бесценную Победу. От нас же никто не требует немедленно отдать свою жизнь, но мы уже уверились, что ничего сделать нельзя, что демографический кризис, истощение природных ресурсов, многочисленность и экономическая мощь наших противников скоро сотрут нашу Родину с лица земли. Еще постыднее показной оптимизм: сила России неисчерпаема, поэтому всё как-нибудь само собой устроится. За этой улыбчивой глупостью угадывается надежда спасись лишь самому, не тратя сил на спасение страны.

Военный коллаборационизм – это русская трагедия, трагедия неоконченной гражданской войны, неизжитых обид, творимых несправделивостей. Он разделен на два почти не смешавшихся потока: «власовский» и «красновский». Первый связен с предательством генерала Власова, с честью прошедшего испытания в Битве под Москвой, но перешедший на сторону врага под страхом смерти при продолжении сопротивления – либо от рук немецких солдат, либо от Сталина, который в условиях военного поражения не стеснялся уничтожать правых и виноватых.

Казачьи генералы Краснов и Шкуро – трагические фигуры русской истории, а вовсе не предатели. Они не присягали большевикам, они с ними только сражались. В отличие от генерала Власова, который большевикам присягал и был типичным «красным генералом». Его «антибольшевизм» был принужденным, обусловленным пленением, которое, в свою очередь, последовало в связи со страхом смерти в бою. Различные ухищрения Власова, который хотел быть привлекательным для русских людей, создавали лишь оправдательные мотивы поведения его самого и рекрутируемых им предателей. Эти предатели – целая армия предателей – русские и нерусские люди, с которых легко слетел советский патриотизм. Часть из них избавлялась одновременно и от показной любви к своей стране, часть – мучительно отыскивая для себя объяснения случившемуся: сочетания ненависти к режиму и войны против собственного народа, этим режимом взнузданного.