Читаем 1612. «Вставайте, люди Русские!» полностью

— Для отвода глаз. Может, вам отсюда и не слыхать было — башня от польских таборов далеко, но я-то с противоположной стороны на стену всходил и слышал, да и караульные там давно уж услыхали. Вечером к ляхам какой-то обоз прибыл. Тяжелый, слышно было, как быки мычат, а в обычные телеги быков не запрягают. Так что ждать нам поутру надобно будет не глупых ночных вылазок, а обстрела. И на этот раз он может быть очень опасен.

— Осадные орудия?! — догадался Сухой. — Думаешь их все же привезли?

— Думаю, хоту везли слишком долго. Ранняя весна нас до поры выручила. Кто бы сомневался, что Сигизмунд такие пушки закажет, и ему их доставят. Я бы точно заказал, кабы мне пришлось такую крепость штурмовать. А осадные пушки в конце концов даже наши стены пробьют.

— Что делать будем? — спросил Юрий.

— Что и делали. Обороняться. В конце концов мы это знали и были к этому готовы. Но у меня есть и еще известие. И оно похуже будет.

Стрельцы обступили воеводу и с напряжением ждали, что он скажет дальше. Однако тот не спешил.

— Юрко, — проговорил он, наконец, обращаясь к Сухому, — пойди-ка собери мне стольников да тысяцких. И бояр, кои в крепости есть, собери. Я их в Коломенской башне ждать буду. Совет держать надобно. На закате лазом потайным пробрался к нам гонец, дядька Прохор. Тот, коего в Москву посылали.

— Ну?! — снова взвился Никола. — Что ж, новые грамоты от Патриарха нашего Гермогена привез ли?

— Грамоты-то он привез, — лицо Шейна теперь совсем помрачнело, он на миг даже опустил глаза. — Вот только новость в Москве хуже некуда — устроили бояре заговор и свергли с престола Государя Василия Ивановича.

— Шуйского свергли?! — ахнул Юрий Сухой. — И кто ж в такую пору смутную еще пущую смуту затеял?!

— Кто, кто! — со злостью воскликнул воевода. — Те, кому своя мошна да власть дороже и Москвы, и Смоленска, да и всей Руси. Предводительствует ими боярин Федор Мстиславский. Вот лиса лукавая! А я-то его некогда в битве от смерти спас…

— Выходит, не надо было! — выдохнул Вихорь.

— Выходит, да уж что вышло, то вышло. Ныне их много таких-то! Говорят, теперь Совет боярский делать будут, чтоб, значит, до Земского Собора управлял. Да какой сейчас Собор — война кругом?! А Владыка Патриарх пишет, что Сигизмунд уж тут как тут, послов прислал к боярам. Предлагает, чтоб сына его, Владислава королевича, на престол русский позвали. Мол, примет он нашу веру, вот и будет нам царь.

Несколько мгновений все молчали, потом один из стрельцов, что постарше, робко предположил:

— Ну, а может, так бы было и лучше? Всяко, не вор тушинский… Может, хоть война бы на том закончилась?

Шейн резко повернулся к стрельцу:

— Да кому ж ты веришь, Данило?! Разве ж поляки, дорвавшись до Царства Русского, его русским оставят? Нетто хочешь, чтобы твои дети, аки змеи, шипели, а у наших церквей главы посносили? Хочешь?

— Спаси и сохрани! — ахнул Данило. — Лучше смерть принять!

— А я вот о чем помышляю… — задумчиво, будто и не очень взволновавшись, произнес Сухой, уже собравший и прицепивший к поясу свои саблю и колчан, чтобы идти и выполнить поручение воеводы. — Помышляю я о том, как же нам теперь, когда поляки на приступ пойдут, друг друга в битве узнавать? Само собой, одежа у них не такая, как у нас. Так ведь все в дыму будет, в крови. Прежде мы друг другу кричали: «Царев!» И знал каждый, что рядом свой, слуга государев. А ныне, когда государя не престоле нет? Что кричать-то будем?

— Вот вздумал! — рассердился на товарища Вихорь. — Кричи, что вздумается — всяко русского с ляхом не спутаешь.

— Да нет, он дело спрашивает! — осадил стольника воевода. — И на совете нашем я вот что скажу… будем друг друга узнавать, как воины Свято-Троицкой Сергиевой лавры узнавали, когда отряды Гришки Отрепьева от монастыря отбивали. Они кричали: «Сергиев!», потому что живут и сражаются под благословением заступника Царства Московского святого старца Сергия Радоженского. Ну вот и мы станем кричать «Сергиев!». Потому что государя может и не быть, может и долго не быть, а Русь Святая была, есть и будет. И пока мы за нее бьемся, угодник Божий Сергий не отнимет у нас своего покровительства.

Воевода Шейн оказался прав. С утра защитники крепости услыхали громовые раскаты, и в могучие стены твердыни врезались со свистом и ревом громадные ядра, разбивая и круша каменную кладку. Некоторые из этих ядер летели выше, рушились на верхнюю часть стены, вырывая и выламывая из нее целые куски, убивая осадных людей.

— Если мы сумеем вести из трех пушек прицельный огонь хотя бы в течение двух часов, ваше величество, то к полудню пробьем восточную часть стены, и проем будет немаленький! — с восторгом наблюдая за работой осадных орудий, воскликнул взрывных дел мастер, мальтийский кавалер пан Новодворский. — Можно будет начать атаку. Тем более, посмотрите! Русские, кажется, поняли, что им не устоять! Они уходят со стен!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза